Сначала думал на суперклей это дело посадить. Намазал погуще и заставил Холерию плотно прижимать листок к месту неожиданного отсутствия давидковых достоинств. Но со всей этой канителью уже много времени прошло. Посетителей набежало туча. Представляешь картину: стоит древнемраморный Давидка, а к его фиговому листку припала всем телом древняя девственница Калерия. Картина была не ходи купаться. Народ просто угорал, а Холерия шипит мол, сколько времени ей так посмешищем торчать. Я вежливо говорю, что по инструкции полагается для хорошей склейки плотно прижимать изделие 24 часа. Она говорит, что жаль не прибила меня этим листком, пока я в отключке лежал. Совсем озверела бабулька. А в мои планы утреннее смертоубийство не входит, поэтому разрешаю ей опустить листок, приношу здоровый железный штырь и вбиваю его в аккурат туда, где должен был находиться штырь мраморный. На штыре нарезаю резьбу, в листок вдалбываю гайку, после чего мраморное украшение можно спокойно накручивать. Просто и гениально.
Калерия сразу успокоилась и пообещала не жаловаться на меня директору. Я ей ради хохмы предложил поцеловаться в знак примирения, так она представляешь раскраснелась вся, как маков цвет, игриво хлопнула меня своей сумочкой по руке и загрохотала костями к себе в кабинет. Игривая такая старушка оказалась. А у меня на руке синяк до сих пор играет всеми цветами радуги. Потому что она в этой сумке ключи от всех залов таскает. Пуд сумочка весит я тебе отвечаю.
Зато от нововведения у Давидки я теперь постоянный источник дохода имею. На что, как ты думаешь, Серег, мы пьем? Не на мою же зарплату. На нее только сникерс купить и можно. Я, Серег, знаешь, как делаю? Вижу группу туристов, подхожу и предлагаю за чирик с носа посмотреть, что скрыл Мигель Анджелович Буанавротти под фиговым листком. Веришь, все покупаются! Ни одна группа не отказалась. Потихоньку подвожу их к Давидке, скручиваю листок и демонстрирую железный штырь с резьбой. Народ в отпаде. Иностранцы фотографируют, снимают на камеры. Короче, все довольны. Холерия, конечно, сначала в крик срывалась, но, как я начал ей выдавать по трехе с носа, сразу успокоилась и мы даже подружились. Кстати, мировая старушонка оказалась. Она мне про свою революционную молодость рассказывала. Как кухаркой в Смольном работала. Ленина, представляешь, видела! Ильич ей все любил шутить: «Вы, Калерия Петровна, скоро будете управлять государством. Вот из золота нужников понаделаем, так и будете управлять государством. Но сначала надо учиться, учиться и учиться готовить еду. Потому что если» Але! Серег! Ты чего задрых, что ли? Ну, вот. Эх, Серега, Серега
Экскурсия
Серег, блин, ну чего ты сидишь как деревянный? Что у тебя с руками? С руками у тебя что? Все в порядке? Не болят? Тогда какого хрена ты не наливаешь? Мне, между прочим, в себя надо войти. После дневного развлечения. Поэтому сегодня доза увеличивается в полтора раза, а количество обходов залов уменьшается в два раза. Потому что чую не дойду я под конец нашего рандеву. Чего? Да не ругаюсь я. «Рандеву» это так французы говорят, когда собираются тихо и мило посидеть в хорошей компании. Вот ты, Серег, хорошая для меня компания? Да? Какая же ты, блин, хорошая компания, когда ты через полчаса от начала пьянки дрыхнешь, как паровоз! Кому мне, по-твоему, обо всех происшествиях рассказывать? Статуям этим гребаным? Ладно, Серег, вздрогнули Короче, рассказываю все по порядку.
Отдежурил я сегодня, но домой ползти уже не хотелось, потому что во входную дверь не попадал, поэтому пошел я в кабинет к заведующей Калерии Петровне, чтобы маленько отоспаться там на диване. Ты же помнишь, что мы с ней теперь эти как их закидушные друзья. Упал я там на диванчик и отрубился вмертвую. Часа два проспал, чувствую меня пытаются будить. Ты представляешь? После ночной смены! После законных 503 грамм водки! Будят пролетария нелегкого ночного труда. «Ночная ба-а-абочка, никто ж не винова-а-а-а-ат». Ты подтягивай, Серега! Чего? «Девочка ночь» теперь тебя называть? Але, Серег! Ты дозу-то половинь. Рановато ты поплыл. Что? Это ты пел, оказывается? Ладно, слушай дальше.
Значит, чувствую будят меня со страшной силой. А у меня под рукой ни пистолета, ни гранатомета, ни огнемета, чтобы треснуть по врагу моего священного сна. И проснуться организм не дает. Печень занимается своим общественным долгом и блокирует сознание. А Калерия хитрющая престарелая девственница. Вспомнила она, как я ей рассказывал о своем сантехническом прошлом. Пили мы там, конечно, по-черному, но, если где авария, просыпаться нужно было мгновенно. Иначе Пархомыч, начальник бригады, два дня потом не разрешал на работе пить. Физически не разрешал, потому что пить было потом очень больно. Так вот, Калерия как заорет: «Сантехник Прокладкин! На втором участке авария!» Я, конечно, вскочил, как конь немытый, бросаюсь в угол искать струмент, как вдруг доходит, что я давно уже не сантехник, а вовсе даже сторож в музее.