Скрежет ключа на секунду затих, чтобы тут же разразиться тревожной трелью звонка в дверь. Уже спрыгивая с кровати я успеваю обратить внимание на выражение её лица: Слава не на шутку озадачена. Впрочем, уже через мгновение она на ногах набрасывает халат, вдевает ноги в пушистые домашние тапки и устремляется в коридор. Я, как положено джентльмену, скачу за ней на одной ноге, попутно вдевая вторую в тесную штанину.
Решительным движением Слава двигает засов и открывает дверь нараспашку. Там стоит Руслан. Её муж, собственно. Он смотрит на неё, одетую более, чем легкомысленно, потом на меня брюки я, конечно застегнуть успел, но вот доказать, что зашёл ненадолго и по делу не получится совершенно точно.
Что такое? Слава смотрит на него с вызовом. Может ударишь? Или даже на это духу не хватит?
Не хватит совершенно точно. Он стоит сломанный. То есть, несколько секунд назад он был ещё плюс-минус, а сейчас сломан.
Тряпка. Убожество, констатирует Слава. Тут твою законную жену только что трахали, ты застал ее с любовником. Если ты такой слюнтяй, что жену поучить не можешь, вот тебе любовник, каратюга тупорылый! Набей ему рыло, чего стоишь?
Прекрасно. Вот только спаррингов в голом виде с каратюгами мне и не хватало для полной самоидентификации. Впрочем, бить мне рыло он, похоже, тоже не собирается. Стоит, опустив плечи, и, жалко вытянув шею, смотрит на свою жену.
Я тоже на неё смотрю и думаю про дверь, которую она целенаправленно не закрыла и понимаю, что было бы, если бы я не освободил на секунду свою правую руку. Я больше не хочу, чтобы она была моей фройляйн.
Слава, говорю я, пока Руслан, словно в забытьи, не сводит глаз со своей жены. Если ты еще когда-нибудь решишь расстаться с мужчиной, попробуй ему, для начала, об этом сообщить. Или, например, просто уйти из дома.
Пошёл вон. Она даже головы не повернула. Пришлось плестись в комнату и завершать посткоитальный туалет. Все это время я слышал её голос, но не мог разобрать слов. Она что-то тихо и яростно говорила своему мужу, а он иногда отвечал коротко и неуверенно.
Я вернулся в прихожую меньше, чем через минуту, чтобы увидеть, как он разворачивается, делает два шага и вызывает лифт.
Вали. На лице Славы не осталось ничего от того, что так пленяло еще десять минут назад. Сейчас оно злое и равнодушное. Но мне, в общем, тоже всё равно. Я накидываю куртку, обуваюсь и выхожу точно к открывшимся дверям лифта, в которые заходит Руслан.
От Иртыша пахло. Это началось не так давно когда дед учил меня плавать, от воды еще не исходил этот удушающе-отвратительный запах. А сейчас мы с Русланом сидим на набережной и пьем водку, не закусывая вонь от воды перебивает лютую сивуху.
Оказывается, Руслан на самом деле каратист. А еще он работает в органах. То есть чисто теоретически неприятностей могло быть много. Воз и маленькая тележка. Практически мы сидим и пьем водку на набережной.
Ей нравится, когда за неё дерутся. На какую дискотеку ни придём, обязательно приходится кому-то в рожу давать.
Нравилось
Ну да, нравилось Причём обязательно выбирала какого-нибудь хряка побольше. Странно вообще, что она на тебя запала сопля соплёй же Ей подавай под два метра ростом и под сто кило весом. Как будто проверяла смогу завалить, или нет.
Самка.
Чего?
Самка. Животное. Руслан, мы только что про это говорили: ты забей на неё.
А
После этой ночи я больше никогда не видел Руслана. А про Славу услышал ещё один раз, потому что она по-настоящему прогремела в новостях: некий мужчина, очевидно, очередной её ухажер, в припадке ревности изрубил её топором.
По телевизору не стали показывать то, что от неё осталось тогда ещё не считалось хорошим тоном скармливать благодарному телезрителю кровь и мясо. Показали фотографию того времени, когда мы с ней познакомились идеальное лицо, светлые волосы до плеч и пронзительно-нежные голубые глаза. Настоящий ангел.
Интель
Когда всё началось, он сидел в углу. Он вообще всегда выбирал место, где потемнее и сидел там тихо, иногда подавая голос. Когда мы с ним только познакомились, эта его черта казалось странной, а потом привыкли.
Мы сидели за столом, а он сидел в углу, забравшись ногами в кресло длинный, тощий, нескладный, с вечно встопорщенной бородкой клинышком, в коротких брюках и вязаной жилетке. На одном подлокотнике стоял пластиковый стаканчик с водкой, на другом такой же с холодным сладким чаем. Он казался нам совсем взрослым, даже старым, а было ему, между тем, тридцать пять лет. Интель.