Она подозрительно посмотрела на меня. Но зная мой характер если не хочу говорить, то из меня ничего не вытянешь, не стала больше задавать вопросов.
Надо сказать, что квартира у нас была двухкомнатная: с маленькой изолированной комнатой и с проходной побольше. Бабушка занимала проходную, которая днём была нашей гостиной, а ночью становилась её спальней. Спала она на продавленном диване. На нём же она и умерла. Мы со Светкой жили в маленькой, зато отдельной комнате.
Когда бабушки не стало, Светка стала канючить, что ей тесно и пора бы каждой жить в своей комнате, вот только она боится спать на бабушкином диване. И дальше всегда была пауза. Подразумевалось, что на нём должна спать я.
Мне тоже было страшно. Но я же старше. Хоть и на три минуты. Впрочем, своё старшинство я ощущала всегда, а теперь, когда мы остались совсем одни, особенно. Поэтому по прошествии месяцев двух после смерти бабушки я переехала в комнату, которая звалась у нас большой. Мы всегда так и говорили. Что-нибудь вроде того:
Ты не видела мой шарф?
Видела. Ты его в большой комнате оставила.
Хотя какая она большая пятнадцать квадратных метров. Но по сравнению со второй девятиметровой казалась чуть ли не бальным залом.
Я не стала рассказывать Светке о своём сне и о найденной пуговице. Ни в этот день, ни потом. Потому что потом
Наверное, через неделю после моего сна в нашей жизни появился Олег.
Первой с ним познакомилась Светка.
Нам было почти восемнадцать, и мы учились в школе. В выпускном одиннадцатом классе. Бабушка умерла зимой. Поскольку мы, как я уже говорила, жили в маленьком городке, нас никто не стал опекать, потому что все понимали нам бы продержаться несколько месяцев, школу окончить, а там уже и совершеннолетие, и возможность работать и заботиться о себе не за горами. Проблема была в том, что сбережений от бабушки осталось кот наплакал, поэтому пришлось искать работу. Но и школу бросать не хотелось, ведь осталось совсем чуть-чуть до её окончания. Наше сходство позволило нам со Светкой и в школе остаться, и на работу устроиться. Мы по очереди ходили на работу и в школу. Иногда брали больничный и обе шли в школу, чтобы там ничего не заподозрили. Скорее всего, учителя обо всём догадывались, но делали вид, что верят нашим больничным и невнятным оправданиям прогулов.
Да и работа начиналась с часу дня. Так что, если были силы, то вполне можно было успеть на первые уроки в школе, а потом на работу.
А устроились мы вдвоем на одно место официантки в кафе. Оно находилось на другом конце нашего городка. Мы специально выбрали работу подальше, чтобы уменьшить вероятность встречи с кем-то, кто нас хорошо знает. Кафе было маленьким, уютным. Администрация не особенно блюла трудовое законодательство. Трудовую книжку нам не завели, и ограничений по количеству рабочих часов из-за нашего несовершеннолетия не было. Зарплата у нас была такой же, как у двух других официанток. Так что всё сложилось на первый взгляд неплохо.
В тот день я училась, а Светка работала за нас двоих. А вечером она притащила Олега к нам домой. Меня не оставляло чувство, что я его откуда-то знаю. Но в то же время я понимала, что никогда раньше с ним не встречалась.
Ему было около тридцати. Высок и хорошо сложён. Его нельзя было назвать красивым. Но в нём было что-то безусловно притягательное, обволакивающее тебя незаметно, но потом намертво привязывающее к нему.
Сестра уже привязалась. Она смотрела на него осоловелыми глазами. Почти разинув рот. Ну дура дурой.
Светка суетилась, пытаясь произвести на Олега впечатление. Затеялась с чаем, хотя у нас к нему ничего не было даже какого-нибудь завалявшегося сухаря. Сахару-то в стеклянной сахарнице которая когда-то изображала из себя хрусталь, но потом стекло помутнело и уже никто ничем не обольщался, только сахаром, конечно, так вот, сахару-то у нас на дне осталось. Да и в жестяной банке, красной с белыми горохами, где у нас всегда хранился чай, его было где-то на треть.
Олег с интересом смотрел на нас обеих. Светка чувствовала это и старалась перетянуть его внимание на себя. Ей казалось, что к концу вечера у неё это получилось. И я видела, что на её лице написаны довольство и удовлетворение. Но боже, как она ошибалась!
Я ловила на себе взгляды Олега. Глаза его лукаво щурились, уголки губ улыбались, ему явно было приятно смотреть на меня. И улыбка была такой знакомой Я не могла припомнить, у кого я уже видела похожую.