Термин «Русь» приходит вместе с «варягами», т. е. шведами, нанимавшимися в качестве профессиональных воинов членов дружины своего предводителя или чужого князя (waring). Но самоназванием «Русь» не была и для варягов. Словом, близким к Русь (по-фински Ruotsi), называли шведов их финноязычные соседи. Вероятно, русью-руотси назывались вооруженные дружины, взимавшие с покорённых соседей дань. Такой термин сохранился и у восточных славян первоначально на севере, где связи со скандинавами были давнее и интенсивнее, а затем и на юге4.
Именование этнически разнообразного множества людей, объединённых под началом самой сильной этнической группы, именем этого господствующего этноса распространённое явление на просторах Евразии. Так, восточных завоевателей славяне называли вначале монголами, а потом татарами. Для большинства средневековых европейцев завоеватели-германцы долго оставались франками, хотя собственно франки были лишь одним из нескольких германских микроэтносов. Самый известный пример болгары, множество славянских «племён», возглавленных на Балканах тюркским микроэтносом булгар, в конце концов полностью славянизировавшимся и оставившим после себя одно лишь имя.
В XXIII ст. понятие «Русь» имело ещё довольно расплывчатое содержание и в разных контекстах употреблялось в разных смыслах. Вероятно, изначально слово Русь обозначало не этническую, а социальную группу военную дружину (этнический состав дружины не имел решающего значения). Исходный смысл слова в летописные времена был, однако, уже почти забыт. Затем имя Русь было перенесено на землю, то есть территорию, людей и государственное образование, ныне именуемое «Киевская Русь». «Вся русская земля» стала обозначать подчинённые Киеву народы и государственную территорию, что было усилено сознанием религиозного единства. Это вовсе не означает, что появилась некая «единая русская народность». Но постепенно понятие русь приобретает и этническое значение первоначально как новое самоназвание полян, ядра государственности, а затем как имя земель (народа) южной Руси5.
Чужим оставался каждый, кто отличался брачными обычаями и ритуалами совместных трапез; потребовались столетия, чтобы сознание религиозной общности вытеснило «племенную» солидарность. Поскольку южная зона Руси имела культурные особенности, отличавшие её от севера («верхней Руси»), эту южную зону с оговорками можно называть «Украиной-Русью» с не меньшим основанием, чем мы называем Византией страну, которая именовала себя Римом. Характерно, что Новгородский север, где впервые появилось слово Русь как название варяжских дружин, в летописные времена почти не пользуется этим термином и предпочитает выражение Новгородская область (или волость).
Как свидетельствуют тексты летописей, в XXIII ст. чувство принадлежности к одному славянскому истоку существовало, но было значительно слабее, чем архаичное чувство трибальной солидарности внутри микроэтноса.
Так или иначе огромная территория государства Русь, ныне именуемого Киевской Русью, была населена различными этническими образованиями и вместе с тем составляла одну религиозную и культурно-политическую общность. В источниках тех времён часто употребляется прилагательное русьский, перевод которого как русский может вызвать недоразумения. Не спасает положения и слово древнерусский, так как оно уже как бы предполагает выражения древнеукраинский и древнебелорусский, отношение которых к Руси проблематично, либо же претендует на древность Руси как единственного законного культурно-политического предшественника России. Д. С. Лихачёв предлагал вернуть слово русьский в современный словарь как прилагательное, относящееся к (Киевской) Руси, и в последующем мы будем придерживаться этого совета.
Что же касается определения национального характера Руси как государства, то можно обоснованно утверждать, что ни в западной, ни в восточной Европе того времени национальных государств не существовало. Не была и Русь национальным государством неких русичей или русинов. Англия времён Столетней войны не была, строго говоря, английским национальным государством земли северо-запада нынешней Франции, принадлежавшие норманнам, утвердившимся также и в Англии со времен Вильгельма Завоевателя, с точки зрения современников, были такой же частью государства Плантагенетов, как и земли собственно английские, островные. Вообще вся политическая история Средневековья предстаёт на поверхности как история династических браков и скандалов, в ходе которых составлялись и распадались «государства-земли». Государственное единство в лучшем случае представлялось как единство религиозное, а если этого не хватало, люди тех времён апеллировали к правящим семьям-династиям как репрезентантам земли-народа. В современной истории остатком таких государств, являвшихся результатом династических брачных стратегий и феодальных войн, была империя Габсбургов.