Ну и «ЭКШЭН», с восторгом воскликнул он и пошел умываться, демонстрируя свое спокойствие. В его 17 лет запах пороха пробуждал древний инкстингт мужчины воина.
Я выглянула на лестничную площадку. Там билась в слезах соседка-арабка.
Сейчас принесу тебе воды и валокордин! сказала я наполовину на иврите, наполовину на русском. Соседка от страха все равно ничего не понимала. Трясущимися руками начала капать валокордин и залюбовалась собой: интернациональная любовь, проявленная в опасную минуту. О чем я опять думаю?!
Надо срочно ехать к родителям.
Шурик! закричала я Быстро собирайся, едем к бабушке.
А что, там безопаснее? удивился сын.
Причем здесь безопасность, бабушка в истерике.
Это потому, что первый раз, потом привыкнет, философски заметил он и оказался прав. Всю дорогу он пытался меня отвлечь
Насралла, наверное, большой любитель футбола. Подождал, когда закончится чемпионат и начал войну.
Мы на такси примчались на улицу Мория, к родителям. Бабушка сидела под лестницей на белом пластмассовом стуле. В руках она держала сумку, набитую документами.
Мама, шансов, что в сумку попадет ракета, намного меньше, чем тех, что ты ее потеряешь, бегая при каждой сирене на лестничную площадку.
Ты ничего не понимаешь, ответила она. В ней наши с папой дипломы, удостоверения доцентов, книжки члена творческих союзов, печатные труды. Их потом не восстановишь.
В сумочке лежало документальное подтверждение всей жизни.
Она права, подумала я. В опасную минуту это надо держать в руках.
Соседи объяснили, что помещение, которое мы всегда принимали за кладовку, на самом деле является комнатой безопасности, то есть бомбоубежищем. И мы начали в ней коротать свои дни.
Пахло пылью и сыростью. Периодически раздавались глухие удары. С каждым ударом из сознания вышибалась очередная иллюзия о не зря прожитых трудных эмигранских 15 годах, о возможностях дать детям хороший фундамент для начала самостоятельной жизни, о создании достойных условий родителям.
«Бух бух» гремели далекие разрывы, как насмешка сатаны над твоим жалким благополучием.
Ну, теперь ты довольна? Злорадно спросил муж. Ему, человеку с хорошо развитым логическим мышлением, всегда было непонятно мое по-детски недальновидное стремление жить на этой «пороховой бочке». Объяснить мое нежелание замечать, что делается вокруг, он мог только какими-то тайными причинами, скорее всего романтического характера.
И потянулись дни, однообразно-тревожные, уныло-опасные. Как дьявольский дирижер, Хизбалла руководила нашими чувствами, вызывая то страх, то аппатию, то безнадежность.
Все, они договорились, как-то утром заявил сын. Через 72 часа прекращение огня. Почему на сразу? Уже и так все ясно, возмущался Шурик.
Боже мой, какой он еще наивный ребенок, подумала я.
Прямо как в футболе, не унимался сын. Дали дополнительное время, а потом будут пенальти.
И пошло дополнительное время. По телевизору замелькали счастливые, улыбающиеся портреты погибших солдат. Хорошо поставленным голосом диктор объявлял, когда и где состоятся похороны.
Разрешены к публикации три имени Разрешены к публикации пять имен
Потом для тех, кто остался жив, передавали прогноз погоды.
Зачем каждый день сообщать погоду, если она не меняется в течение 5 месяцев? думала я, потому что всегда надо о чем-то думать.
Потом настало время пенальти. Более20 сирен за три часа. Прямые попадания. Пожар. Захлебывающийся от быстро развивающихся событий голос ведущего телерепортаж.
И стало тихо. Игра сделана. Телезрители могут перевести дух. Обозреватели подсчитают очки, баллы, проценты. Вынесут вердикт.
На утро по радио выступал психолог:
Настало время вернуть жизнь в превычное русло. Включайте в рацион продукты с успокаивающим эффектом: все виды капусты, сладкий перец, хлеб из муки грубого помола. Делайте себе и близким массаж. Массаж успокаивает.
Приглашаем всех на фестиваль под названием «Возвращаемся к нормальной жизни», радостно сообщил диктор.
Что ж, сказала я себе, существует суровое правило: если тебя не убили, ты обязана вернуться к жизни. Третьего не дано.
Хайфа сентябрь2006
Последний день
Памяти Лиз Кацман
Начало марта в Хайфе. Вымытый зимними дождями город сияет на весеннем, еще не обжигающе жарком солнце. А какое буйство красок! Природа как будто спешит расцвести, распуститься, зазеленеть в короткий период южной весны, перед надвигающимися суховеями. Воздух пропитан ароматами жасмина, акации и набухающих почек тополей. Благоухание волнами накатывает на спешащих по улицам прохожих, отвлекая их от привычных мыслей и забот. Они вспоминают свою Весну, переживания и ожидания, связанные с ней, и грустно улыбаются трогательной наивности молодости.