Эрнсклиф усомнился, чтобы даже и глаз влюбленного мог на таком расстоянии различить одну девичью руку от другой; однако он не захотел разочаровывать своего восторженного друга и решил вызвать обитателей замка на объяснения.
Сначала они звали и кричали, потом стали трубить в рога, и наконец в одном из отверстий, проделанных рядом со входом, показалось изможденное лицо старухи.
Это мать разбойника, сказал один из Эллиотов. Она вдесятеро хуже его самого, и говорят, будто она и подбивает его на всякие пакости.
Кто вы такие? Чего вам нужно? послышался голос этой почтенной родительницы.
Мы хотим видеть Уильяма Грэма Уэстбернфлетского, сказал Эрнсклиф.
Его дома нет, объявила старуха.
Когда он отлучился из дому? спросил Эрнсклиф.
Не знаю, отвечала привратница.
Когда он воротится? спросил Габби Эллиот.
Ничего я об этом не ведаю, сказала непреклонная сторожиха.
Есть в башне кто-нибудь, кроме вас? спросил опять Эрнсклиф.
Никого нет, только я да крысы, сказала старуха.
В таком случае отоприте дверь и впустите нас! продолжал Эрнсклиф. Я мировой судья и произвожу следствие по уголовному делу.
Отсохни рука у того, кто вам станет отпирать, сказала старуха, а мои руки этого не сделают. Постыдились бы лучше, экая ватага пришла, и все-то вы с саблями, копьями, и шлемы на головах стальные, знать, с тем и пришли, чтобы напугать одинокую вдовую женщину!
Мы имеем верные сведения, сказал Эрнсклиф, и разыскиваем имущество, разграбленное из дома частного лица, на значительную сумму.
И еще одну молодую девушку, которую взяли в плен и утащили против ее воли, а она одна стоит вдвое дороже всего имущества, прибавил Габби.
Предупреждаю вас, продолжал Эрнсклиф, что для вас одно средство доказать невинность вашего сына: впустить нас добровольно в дом для обыска.
А что же вы сделаете, коли я ни ключей не дам, ни задвижек не сниму, ни решеток не отворю для такой шайки бездельников? осведомилась почтенная дама презрительно.
Коли не отворите добром, у нас найдутся и другие ключи, мы насильно ворвемся и свернем шею всякому, кого застанем в доме! пригрозил Габби, начинавший приходить в ярость.
Ну, кого больно стращали, тот дольше проживет! отвечала ведьма тем же насмешливым тоном. У меня дверь-то железная, попробуйте к ней приступиться, ребятушки, она не раз выдерживала осаду и почище этой.
С этими словами она рассмеялась и отошла от отдушины, через которую вела переговоры.
Осаждающие приступили к серьезному совещанию. Чрезвычайная толщина стен и малый размер окошек были таковы, что это здание могло бы устоять некоторое время даже и против пушечной стрельбы. Единственный вход в башню был защищен снаружи крепкой решетчатой дверью из кованого железа такой толщины, что прошибить ее не было ни малейшей надежды.
Ее ни щипцами, ни молотом не возьмешь, сказал Хьюг, кузнец из Ринглборна, все равно что колотить по ней чубуком от трубки.
Внутри, на расстоянии девяти футов от этой первой двери (что доказывало, какова была толща стен), была другая дверь, дубовая, вся перекрещенная железными полосами и усеянная громадными гвоздями с широкими шляпками. Помимо этих средств к обороне наши приятели были далеко не уверены в том, что старуха сказала правду, говоря, будто она своей особой представляет весь гарнизон крепости. Знатоки рассмотрели на тропинке, по дороге к башне, явственные следы лошадиных копыт, что доказывало, что очень недавно сюда проехали несколько всадников.
Кроме того, затруднения увеличивались тем обстоятельством, что у них попросту не было никаких способов к атаке укрепления. Не предвиделось возможности достать лестниц достаточной длины, чтобы влезть на стены, а окна были не только слишком узки, но и защищены железными решетками.
Стало быть, проникнуть внутрь нельзя; подкопаться и взорвать тоже нельзя, по недостатку орудий для подкопов и даже пороха. Блокировать башню было неудобно потому, что у осаждающих не было ни провианта, ни палаток и никаких средств к существованию в этой местности; к тому же можно было опасаться, что каждую минуту могли подоспеть на выручку товарищи разбойника. Габби без устали ходил вокруг крепости, изыскивая способ проникнуть в нее, и скрежетал зубами от отчаяния, что ничего не мог придумать. Наконец он воскликнул: