В самом деле, красивый мальчик! проговорил профессор, ласково потрепав его по щеке. Но мне кажется, что он занимается уж слишком ребяческим для его лет делом; ведь ему, наверно, лет восемнадцать?
Скоро будет девятнадцать, sior profesor[7], ответил Андзолето по-венециански. А вожусь я с раковинами только потому, что хочу помочь маленькой Консуэло, которая делает из них ожерелья.
Я и не подозревал, Консуэло, что ты любишь украшения, проговорил Порпора, подходя с графом и Андзолето к своей ученице.
О, это не для меня, господин профессор, ответила Консуэло, приподнимаясь только наполовину, чтобы не уронить в воду раковины из передника, это ожерелья для продажи, чтобы купить потом рису и кукурузы.
Она бедна, и ей еще приходится кормить свою мать, пояснил Порпора. Послушай, Консуэло, сказал он девочке, когда вам с матерью придется туго, обращайся ко мне, но я запрещаю тебе просить милостыню, поняла?
О, вам незачем запрещать ей это, sior profesor, с живостью возразил Андзолето. Она сама никогда бы не стала просить милостыню, да и я не допустил бы этого.
Но ведь у тебя самого ровно ничего нет! сказал граф.
Ничего, кроме ваших милостей, ваше сиятельство, но я делюсь с этой девочкой.
Она твоя родственница?
Нет, она чужестранка, это Консуэло.
Консуэло? Какое странное имя, заметил граф.
Прекрасное имя, синьор, возразил Андзолето, оно означает «утешение»
В добрый час! Как видно, она твоя подруга?
Она моя невеста, синьор.
Каково! Эти дети уже мечтают о свадьбе.
Мы обвенчаемся в тот день, когда вы, ваше сиятельство, подпишете мой ангажемент в театр Сан-Самуэле.
В таком случае, дети мои, вам придется еще долго ждать.
О, мы подождем, проговорила Консуэло с веселым спокойствием невинности.
Граф и маэстро еще несколько минут забавлялись наивными ответами юной четы, затем профессор велел Андзолето прийти к нему на следующий день, обещав послушать его, и они ушли, предоставив юношу его серьезным занятиям.
Как вы находите эту девочку? спросил профессор графа.
Я уже видел ее сегодня и нахожу, что она достаточно некрасива, чтобы оправдать пословицу: «В глазах восемнадцатилетнего мальчика каждая женщина красавица».
Прекрасно, ответил профессор, теперь я могу вам открыть, что ваша божественная певица, ваша сирена, ваша таинственная красавица Консуэло.
Как? Она? Эта замарашка? Этот черный худенький кузнечик? Быть не может, маэстро!
Она самая, сиятельный граф. Разве вы не находите, что она будет соблазнительной примадонной?
Граф остановился, обернулся, еще раз издали поглядел на Консуэло и, сложив руки, с комическим отчаянием воскликнул:
Праведное небо! Как можешь ты допускать подобные ошибки, наделяя огнем гениальности таких дурнушек!
Значит, вы отказываетесь от ваших преступных намерений? спросил профессор.
Разумеется.
Вы обещаете мне это? добавил Порпора.
О, клянусь вам! ответил граф.
III
Рожденный под небом Италии, взращенный волею случая, как морская птица, бедный сирота, заброшенный, но все же счастливый в настоящем и верящий в будущее, Андзолето, этот несомненный плод любви, этот девятнадцатилетний красавец юноша, беспрепятственно проводивший целые дни около маленькой Консуэло на каменных плитах Венеции, разумеется, не был новичком в любви. Познав радости легких побед, не раз выпадавших ему на долю, он бы уже истаскался и, быть может, развратился, если бы жил в нашем печальном климате и если бы природа не одарила его таким крепким организмом. Однако, рано развившись физически, предназначенный для долгой и сильной зрелости, он еще сохранил чистое сердце, а чувственность его сдерживалась волей. Случайно он повстречался с маленькой испанкой, набожно распевавшей молитвы перед изваянием мадонны; и, чтобы поупражнять свой голос, он стал петь с нею при свете звезд целыми вечерами. Встречались они и на песчаном взморье Лидо{16}, собирая ракушки: он для еды, она чтобы делать из них четки и украшения; встречались и в церквах, где она молилась Богу всем сердцем, а он во все глаза смотрел на красивых дам. И при всех этих встречах Консуэло казалась ему такой доброй, кроткой, услужливой и веселой, что он, сам не зная как и почему, сделался ее другом и постоянным спутником. До сих пор Андзолето знал в любви одно лишь наслаждение. К Консуэло он испытывал чувство дружбы, но, будучи сыном народа и страны, где страсти довлеют над привязанностями, не сумел дать этой дружбе иное название, кроме любви. Когда он заговорил об этом с Консуэло, та лишь заметила: «Если ты в меня влюблен, значит, ты хочешь на мне жениться?» На что он ответил: «Конечно, раз ты согласна, мы поженимся».