И стали все поздравлять князя Алексея Юрьича. А у него лицо так и просияло. Помолчал он и молвил:
Не еду.
В уме ль ты, князь, али рехнулся? ужаснулся даже генерал-поручик, родня-то.
Сказано не поеду, так значит и не поеду, молвил князь Алексей Юрьич. Пускай меня матушка-государыня смертью казнит, пускай меня в дальни сибирски города сошлет, а в цесарскую землю я ни ногой.
А говорил он так ради того, что знал роденьку своего Матвея Михайлыча: любил генерал красным словцом речь поукрасить, любил и похвастаться перед людьми: я-де при государыне нахожусь, все великие и тайные дела до тонкости знаю.
Да что ты, что ты? стал он приставать к князю. Есть ли резон человеку от фортуны отказываться?
Губернатор стал допытываться, драгунский генерал, воевода, из больших господ два-три человека. Другие не посмели.
Как же мне возможно ехать в цесарскую землю? молвил наконец князь Алексей Юрьич. Без меня лысый черт всех русаков здесь затравит, а об красном звере лет пять после того и помину не будет.
А лысым чертом изволил звать Ивана Сергеича Опарина. Барин был большой, по соседству с Заборьем вотчина у него в две тысячи душ была, в старые годы после князя Алексея Юрьича по всей губернии был первый человек.
Не взыщи, князь Алексей, подхватил Иван Сергеич, всех перетравлю. Ты там у венгерской королевы резидируй, а я тебе мышонка не покину.
Смеяться изволил князь. И все большие господа смеялись, а в других комнатах и на галерее знакомцы, шляхетство мелкопоместное и приказные тоже на тот смех хохотали, хоть к чему тот смех и не ведали.
А ты лучше скажи-ка мне, честный отче, подобает ли нам вот это китайское зелье пить? Греха тут нет ли? спросил князь Алексей Юрьич.
А это он тому же Ивану Сергеичу молвил. Звал его лысым чертом потому, что голова у него была наподобие рыбьего пузыря, а честным отче потому, что в старых уставах Опарин был сведущ. Хоть бороду и брил, а париков не надевал и табаку не курил, поставляя в том грех великий. Всю жизнь пробыл в нетях[17], пятидесяти лет недорослем писался, и хоть при Петре Великом не раз был за то батогами бит нещадно, но обычай свой снес на службу в Питер не явился. Спервоначалу и немецкого платья надеть на себя не хотел, да супруга обрядила. Был женат на богатой, супруга на ассамблеях упражнялась, нраву была сварливого, родня у ней знатная, потому мужу бить себя не соизволила; и он у нее из рук смотрел. Хоть через великую силу, бородой и охабнем супружеской любви поступился. А родитель Ивана Сергеича, в прежни годы, с князьями Мышецкими заодно был, у расколыциков в Выгорецком ските и жизнь скончал.
Нет ли, говорит ему князь Алексей Юрьич, в этом пойле греха? Не опоганили ль мы с тобою, честный отче, душ своих?
А что ж в чаю поганого? отвечает Иван Сергеич. Не табачище!.. Об чае и в Соловецкой челобитной не обозначено, стало быть, погани в нем нет никакой.
А видишьли, честный отче, вычел я в одной французской книге, что когда в Хинской земле чай собирают, так языческие тамошние жрецы богомерзкое свое служение на полях совершают и водой идоло-жертвенной чай на корню кропят. А по уставу идоло-жертвенное употреблять не подобает. Поведай же нам, честный отче, опоганили мы свои души аль нет?
А может статься, на тот чай, что мы у тебя пьем, богомерзкая-то вода и не попала? молвил Иван Сергеич, накрывая чашку. Вот тебе и сказ.
Ох, ты, ответчик! крикнул князь Алексей Юрьич, немножко прогневавшись. Все-то у тебя ответы. Сказывают, что смолоду ты немало и раскольничьих ответов Неофиту писал Правда, что ли? молвил князь, подмигнув губернатору. Сколько, лысый черт, на твою долю поморских ответов пришлось написать? Сочти-ка да скажи нам.
Тебе бы, князь Алексей, цыплят по осени считать, а такого дела не ворошить. Не при тебе оно писано.
Смотри, лысый черт, ты у меня молчи. Не то господина губернатора и владыку святого стану просить, чтоб тебя с расколыциками в двойной оклад записали. Пощеголяешь ты у меня с желтым козырем да со значком на вороту.
Хоть и разгневался маленько князь Алексей Юрьич, но Иван Сергеич барин был большой, попросту с ним разделаться невозможно, сам сдачи даст, у самого во дворе шестьсот человек, а кошки да плети не хуже заборских.
На счастье, под самое то слово чихнул губернатор. Встали и поклон отдали. Привстал и князь Алексей Юрьич. И все в один голос сказали: