А где ж ты старое-то рукоположенье сыскал? спросил Кузька, став на ноги перед Пахомием. Кто тебя в попы-то ставил?
Да не смущается сердце твое, чадо Косьмо, ведай, яко имамы ныне архиереев древляго благочестия. Начало же сему произволению бысть сицевое.
Ну, послушаем, пожалуй, какое тут у вас было произволение, молвил Кузька, садясь на лавку.
Садись и ты, отец Пахомий, рассказывай, какое было произволение.
Есть, мой свет, киновия Белокриницкая. И сперва обитаема была едиными токмо мнихами, священных же особ в себе не имела, ныне же божиею к нам милостию получила архипастыря. Вси несумнящеся о сем христиане, елико обретается их в поднебесной, в том уверены. Та киновия, влекуще семя свое от древних оных кубанцев, рекше некрасовцев, зашедших туда с большим количеством народа, с женами и детьми. И тако сии вышереченные кубанцы, рекше некрасовцы, поселишася в Туречине, по реке Дунаю, и во упражнении своем занятием рыболовства
Да ты балясы-то не точи, говори настоящее дело. Какое произволение-то было?.. Кто тебя в попы-то поставил?
Внимай, чадо Косьмо, дивному промышлению и не борзися Сим бо случаем дивная вещь содеяся и памяти достойна.
А ты лишняго-то не мели, сказывай, кто таков?
Аз многогрешный прежде был господским крестьянином и немалое время находился приставником при псовой охоте. Обаче распалихся желанием иерейства, оставя господина, приидох к епископу нашему Софронию и молих его, да поставит мя во иерея. Он же по многом испытании рукоположи мя у единаго мужа благочестива, на пчельнике, и даде ми одикон, рекше путевой престол, и церковь полотняную.
Так ты, попросту сказать, беглый псарь?
Не глумися, чадо Косьмо, рцы же ми своя согрешения
А ведь ты мошенник, отец Пахомий! Из псарей в попы на пчельнике поставлен!.. Ай да святитель!.. Знаю Софрона-то я. Ведь это Степка Жиров, что в Москве постоялый двор в Вороньем переулке держал, что попа Егора утопил?.. Знаю, все знаю, и другого вашего пастыря знаю, Антония, что прежде Шутовым прозывался. Так ты из этаких!.. А сколько ты, собашник, христианских-то душ погубил, их исправляючи? Да знаешь ли ты, что твое место в Сибири?
Хвать его за честную браду и «караул» закричал. Левка с веревкой вбежал, скрутили попа, вытащили его на улицу, сбежался народ: кто за попа, а кто кричит: «Вези его в город!..» Кутят ему Кузька в полы-то положил: «Вот, говорит, твои прихожане!» Поглумились этак над Пахомием и пустили его на четыре стороны, а деньги и весь скарб у Левки остались.
На другой день приходит уставщик от Пахомия. «Деньги-то, говорит, возьмите, подавитесь ими, окаянные, ящик-от только отдайте Без него отцу Пахомию никак невозможно»
Эка что вздумал!.. молвил Кузька Макурин. Да я такого ящика пятый год добиваюсь. Пойду на Урень, сторона глухая, народ слепой, стану попить не хуже твоего псаря. Так ему и скажи.
Заплакал инда уставщик: за ящик-от Софронию никак тысяча была заплачена, а теперь все пропало ни за денежку.
Вскрыли ящик: там и одикон, и полотняная церковь, и прочее, что нужно, и ставлена грамота.
Эка умница этот Жиров! молвил Кузька. Не пишет примет в ставленой-то Хоть я Пахомию во внуки гожусь, а с этой ставленой могу и Пахомием быть. Прощай, Левушка, деньги все себе бери, с меня и ящика довольно. Вот каким попом буду, сам ко мне на исправу придешь Приходи, Левушка: все грехи отпущу и гроша не возьму.
Так и поделились. Левка с деньгами на Низ уехал, и там расторговался. А Кузька за Пахомия и до сих пор попит
Так вот с какими я людьми хороводился! Вот какие дела делывал! Да мало ль чего не бывало Всего не перескажешь.
Ничего в свое время не огласилось, пред судом человеческим ничего не явилось. Но все было ясно пред неумытным судиею И послал он мне наказание достойно и праведно.
Старые годы
Рассказ
Довелось мне раз побывать в большом селе Заборье. Стоит оно на Волге. Место тут привольное.
Это гнездо угасшего рода князей Заборовских. Теперь оно принадлежит разбогатевшему откупщику Кирдяпину, родитель же его некогда был подносчиком в Разгуляе. А Разгуляй любимейший народом кабак в селе Заборье. Стоит он между пристанью и базаром: место веселое, бойкое.
Местность в Заборье живописна. Крутой, высокий берег Волги туг перемежается, образуя обширную, покатую к реке лощину, в ней построено Заборье. Там до десятка златоглавых церквей, сорок либо пятьдесят двухэтажных каменных домов, больше тысячи деревянных, городской постройки, обширный гостиный двор, несколько фабрик и заводов: всюду кипучая деятельность. По волжскому берегу тянется длинный ряд амбаров для складки хлеба и других товаров, у пристани стоит не одна сотня барок, расшив, ладей, паузков и других разной величины парусных судов. Поодаль, у особой пристани, устроенной в Кривоборском затоне, дымятся пароходы. В стороне мель, на ней обсохшая коноводка.