Однако он взял машинально сильной большой рукой тяжелую рогатину, откачнулся от дерева и оперся на нее ради перемены положения и отдыха тела.
Полупрерванная движением его мысль снова овладела им.
Да, моя бы воля! вдруг вслух сказал он, и его собственные слова разбудили и его самого, и окрест молчащий лес.
Вдали раздался едва слышно какой-то звук. Не то хрустнуло что-то, не то звякнуло. И после одинокого робкого звука снова воцарилось то же затишье, тот же застой Только и жизни что в облаках, а на земле все замерло, все недвижно.
Что ж, однако Тоска какая Да и морозно! Ныне, должно быть, незадача от немцева глазу, пробормотал он едва слышно и повел плечами.
Он начинал чувствовать, что сильный мороз стал, наконец, пробираться и под его меховой кафтан, опоясанный ремнем с серебряными насечками. За ремнем торчал большой турецкий пистолет и висел длинный кривой кинжал. Но, однако, охотник тотчас же снова поднял голову лицом к месяцу, снова забыл про мороз, лес и свою затею.
Да. Лейб-кампанцы в одну ночь все действо произвели! вымолвил он снова вслух, но вдруг тотчас же как бы опомнился, огляделся на дикий лес и задвигался, окончательно разбуженный собственными мыслями.
Не сказанного вслух оробел, конечно, молодец, а тех мыслей, что наплывали, бились, роились и, не укладываясь в голове его, бежали и сменялись другими. Одна только из них постоянно будто резала остальные, пропускала их все, а сама оставалась в голове; точь-в-точь как вот этот месяц пропускает мимо себя встречные причудливые кучки облаков и режет их Они бегут прочь, дальше, неведомо куда, по далекой синеве и исчезают в полночном небе, а месяц хоть будто и плывет, а все тут, на месте, и снова светит, и снова сияет.
Мысль эта тоже, как месяц в небе, давно ясно и несменяемо воцарилась в голове его. Мысль эту неотвязную он и выразил вслух, словно в ответ на все остальное, что наплывало в молодую голову и смущало ее образами и картинами, которые, одна ярче другой, одна заманчивее другой, были все вполне чужды всему окружающему. Чужды и окрестному дикому лесу, и его вооружению. И, знать, не забавит его та затея, которая привела его сюда: мерзнуть терпеливо на морозе и, озираясь, прислушиваться ко всякому шороху или звуку, ко всему, что может ожить вдруг среди этой немоты ночной, среди глубоких снегов и помертвелой чащи.
Времена не те были Да!.. снова отдался он своим грезам. Зато в одну ночь Простые рядовые, гренадеры Теперь они лейб-кампанцы да дворяне, а то Ваньки да Васьки были. А лекарь-то этот, француз, да еще с французскими же и деньгами, был тут ни при чем. Эдакого дела одними деньгами не купишь!.. Сама государыня, сказывают, только вздыхала да робела Лесток чуть не силком свез ее в казарму Божье изволенье все сотворило. Глас народа глас Божий. А не будь его, какие тут французские червонцы что сделают. А ныне глас народа воистину слышен. И черный народ, и наш брат, дворянин, и гвардия Только клич кликни кто первый! Да, но кто?! Кто?.. Моя бы воля Эх, все пустое! Мысли одни!!
Раздался шорох среди чащи направо от полянки, и охотник привычным глазом быстро и зорко окинул оружие за поясом, крепче обхватил рогатину и стал глядеть пристальнее в чащу. Что-то хрустнуло звучнее и ближе, и шорох приближался Охотник выдвинулся слегка из-под дерева и стал на краю опушки, весь освещенный луной. В ту же минуту на противоположной стороне тоже появилась фигура человека и раздался голос:
Эй! Не медведь. Смотри, не пальни!
А я уж было думал и он! отозвался этот.
Появившийся на опушке был тоже охотник и будто двойник первого. Такого же могучего роста, такой же плечистый и молодец с виду. Оба они были к тому же и одеты и вооружены одинаково, только у второго не было рогатины.
Охотники-богатыри, увязая в снегу по колено, сошлись на ясной полянке. Это были братья Орловы: первый Григорий, вновь подошедший Алексей.
II
Что, Алеханушка?.. Видно, чухонец-то во сне видел мишку Должно, медведей тут и не бывало никогда с тех пор, что мы целую семейку об Рождество ухлопали.
Не может статься, Гриша, отозвался младший брат. Тут на сто лет хватит и лосей, и медведей, и всякого зверья. Просто незадача. Говорил я сглазит нас этот проклятый Будберг. Знамо дело! Молодцы едут на охоту, а он пути желает да удачи Ну и сглазил окаянный голштинец.
Видишь ли, по-ихнему, из вежливости так след. Да это и вздор глаз-то, вымолвил Григорий Орлов.