Гостья встала и выступила из тени по гладко причёсанным русым волосам, не оставляя бликов, скользнул свет из окна.
Свет был не вельми силён. Февраль, он и в этом городе с прилично освещёнными улицами затемнение не предписано в тыловой части империи был февралём со всеми вытекающими с неба последствиями в виде серых дождей, месяцем в скорлупе тонкого слоя снега.
Гостья остановилась за спиной хозяйки, опустила тонкие руки на её покатые плечи. Вольность неслыханная. Никому такое не позволено. Но у светленькой до бесцветия барышни, знать, рука острая.
Просто ты такая у нас, что ещё чуть-чуть, и уж не девица, а нежить с гор. Знаешь старые россказни местных?
Нет. Отрезала Калерия.
Та вздохнула, легонько массируя приподнимающиеся вслед за её движениями чувствительные плечи.
У меня подруга, по распределению приехала, так она собирает фольклор.
Это что за еда? Заинтересовалась Калерия.
Тебе бы всё кушать.
А говоришь нежить
Они тоже едят и не всегда постное.
Калерия состроила строгое лицо, спихнула руки подруги.
Не забывай
Обернулась, взглянула над плечом.
Да, я и забыла, что ты пасторская дочка.
А ты Олюшка, на твоём этом те-ле-ви-де-нии не только это забыла.
Гостья с укором рассматривала непроницаемые глаза хозяйки, ибо заглянуть в них не представлялось возможным.
Но не стала спорить, отошла, выглянула в окно. Знала, что бесполезно опровергать то, что упорно приписывали новому шпилястому зданию на околоцентральной улице. Шпиль вздымался этак, что и, максимально запрокинув подбородок в самое небо, не углядишь кончика. Само же новейшее изобретение почему-то связывалось не с техникой и прогрессом, а с работницами, кои всё больше частию были сверстницами Олюшки.
У Калерии Аксаковской была масса знакомых во всех сферах активной жизни города, хотя близких отношений она ни с кем не поддерживала. Забавно, что все эти многочисленные адепты или проклинатели (разумеется, есть и такие, да сохранят их духи местности) именовали её кто Калей, кто Лерой. И только Ольга Доннерветтер никогда не ленится произнести полное имя старшей из сестёр Аксаковских. Более того, Илюша уверяет, что делает это Оленька неспроста. Сам он однажды охотно в течение целых трёх минут развивал рассуждение на тему о том, что у некоторых прекрасных дам целых две сущности. При этом он трижды оглянулся таких физических упражнений с его стороны в городе удостаивалась только одна особа и то, не человек, а аббревиатура. Он даже успел сказать, что когда Калерия Каля, у неё лицо делается этакое. Какое? Грозное, шепнул Илья и умолк. «Ей бы пореже смотреться в зеркало. Да и зачем? Ведь красавица»
Впрочем, это пустяки всё. С Олюшкой, приехавшей не так давно, любительница тройного зеркала сдружилась, и не просто, чтобы так -поболтать.
Калерия родилась и выросла здесь она всем так говорила, и её родители, которые помнили первые дни посёлка, носившего почётное имя, знали многое о городе, в который тот превратился.
Оля отвернулась от окна, присела на подоконник, повела аккуратно причёсанной головой, в знак согласия или протеста, непонятно.
А я, знаешь, с усмешкой молвила она тихенько, как приехала, такая добродетельная, тотчас в архивы разузнать о местном колорите. Тогда и начиталась всяких мифов. Всякие монстры, выкрадывающие детей из колыбели, ну и Всякие странности. В газетах даже
Калерия перебила, фыркнула.
Да я вас умоляю. Тут бандитов было полно, вот тебе и монстры. Мне и маменька рассказывала. Ну, не мне. Помню, они с отцом о чём-то таком говорили.
Оля махнула маленькой рукой.
Да, и это верно м-м знаешь, что поразило моё девственное воображение
Какое?
Оля отмахнулась движением ресниц, лёгких, как серые тени.
Калерия напряглась, искорки в Олюшкиных светленьких глазах подсказывали, что готовится каверза.
Ау?
Местный мужской костюм. Знаешь, как он называется на женской половине?
И подойдя, склонившись гладкой головой к львиной гривке, она прошептала.
Что что-о?
Калерия открыла на неё свои безразмерные глаза. Смех её раскатился по комнате, как порванная связка бус.
Вот за что ценила она общество Олюшки, а все-то думают, что тихоня. А она умна и порядочна, но при этом болезненно остроумна и, если подкараулить, этакое срежет с древа знаний.