Он подобрел и взглянул на сотрудника чуть ли не ласково.
Ну, не будем этих жутких красавчиков приглашать. Мы и сами ничего себе
Вихрастый засмеялся тугими чистыми щеками.
Грохот прокатился за окном. Завибрировала лампочка, на которую спешно закатили глаза оба.
Обвал недалеко. Пояснил разоблачённый знаток сказок, поглядев на старый шкаф, задрожавший так, словно стоял на полустанке.
А чего ты побледнел?
Думал, землетрус.
А.
Вихрастый подошёл к шкафу и размахнулся. Удержал руку и приложил кулак к замку. Признался, подкупающе блеснув глазами:
И мне помстилось.
Он вернулся, низко наклонился над чёрной головой и, приникнув губами к уху товарища, влажно зашептал:
Я тоже было задумался, а не и с концами в нижний ящик. Авось, не спросят. А всё ж таки
Он выпрямился. Патриций потянулся к уху и сделал обтирающее движение, которого напарник его не приметил.
Читал я, друган, как-то про какой-то средний век. Это не твои сказки. Так там завсегда товарищи хорошо работу проводили. На совесть. Всякую нечисть, как мы с тобою, испытывали. Вредителей. Скот, понимаешь, заражали, мосты портили. Ну, и всякое такое, стыдно молвить. Ну, так вот, коль уж не было факта признания, то так и писали.
Патриций кивнул.
Хорошо.
Вихрастый покривил губы.
Только их, видать, не проверяли.
А с кем они проводили работу? С каким элементом?
Тот улыбнулся.
С бабами, в основном. Вишь ты, слабый элемент тогда был бабы.
Патриций понимающе выдвинул челюсть.
Да всякое бывает. А всё же у нас баб не бывает.
Вихрастый повёл плечом.
Жаль тут есть, я бы провёл работу имеются всякие слабые элементы. Вот знаю я как мы вчерась копошились с тем, я припомнил. Дюже даже схоже: крепость этакая но уж она бы покричала.
Почему?
Тот недоумённо улыбнулся.
Баба всё ж.
Он стукнул товарища по плечу.
А ты не морщись. Вижу, ты чистоплюй. Я дело ведаю. Будет какая зацепка
Он вздрогнул, припомнив, что это слово сегодня уже звучало.
Семейство этакое. Твёрдо подытожил. Указаний ещё не поступило.
Он потёр затылок.
Может, ждут творческого подхода.
Патриций широко раскрыл глаза, хотя до этого равнодушно смотрел на шкаф. По выцветшему смуглому лбу провели вертикальную черту. Он произнёс, как будто думая о другом:
Цезарю, полагаю, лучше знать. Сказано, не трогать. Сын, понимаешь, разве виноват
И дочка тоже. Подхватил вихрастый. Н-да, дочечка. Ну, подождём.
Он снова подошёл к окну и заметил сквозь зубы, провожая взглядом скоро шедшего по двору военного:
Эт-та что за явление столь яркое?
Патриций поднялся, издалека глянул.
Верно, в военкомат пошёл отметиться новоприбывший. А его отослали сюда, по ошибке, как всегда.
У местного, видать, спросил. Осклабя зубы, проговорил вихрастый, глядя, как голова шедшего скрылась у воротец заходящего солнца. Местным всё одно, не разбирают.
Патриций весело попросил:
Полегче насчёт местных.
Вихрастый пренебрежительно глянул и кашлянул.
Да, я что ты не гоношись, кирюнечка.
Служу небу и земле. Сухо вымолвил тот. Внезапно на его лице проступило на короткий миг выражение крайней злобы, смелые черты исказились.
Но немедленно злоба стекла за воротник. Патриций спокойно кивнул, показывая, что предмет разговора исчерпан.
Вихрастый, впрочем, уже забыл о происшедшем. Он жадно пялился в окно.
А, глядишь, хорошо он ошибся. Зато дорогу запомнил.
И он рассмеялся. Не глядя, ещё смеясь, вымолвил сквозь зубы:
А ты чего личико вот этак обтёр тогда?
И он провёл по лицу ладонью к подбородку и зашептал что-то. Патриций выдержал его прицельный взгляд.
Разве?
А то.
Вихрастый шутя погрозил:
Боялся, что с гор Баалзеб спустится? Иль ещё кто? Ежли ты, кирюха, служишь небу и земле, так ты штучки свои брось. Не спустится Баалзеб и, тем паче, заради врага ближних своих. Это, я думаю, и ваш Баалзеб понимает.
Горы, мирно отвечал патриций, вообще, амиго, опасное место.
Тот кивнул, взял из кармана горсть зёрнышек и сунул одно между зубов.
А то.
Он перебрал папки и, показав одну, распухшую, подклеенную, насмешливо молвил и эта насмешка была знаком окончательного примирения:
Всё надеешься?
Напарник оскалился и отвернулся.