Навестил и квартиру Цицианова: вошел в мечеть, двор, обнесенный каменной стеной, а внутри двора вдоль стен - кельи для духовенства и дервишей, в одной "из них учился у Мирзы Шафи Фатали.
"Вот здесь!" - указал Воронцов. Фатали даже вздрогнул, подумав, что это о нем; две небольшие комнаты против западной стены мечети. "Здесь жил Цициа-нов во время осады", - говорит Воронцов свите, слышит и Фатали.
И радость, что край навечно покорен, и грусть, что нет следов былой славы. Вспомнил посещение Дербента, когда собственными глазами убедился в том, чему не хо, - тел поверить, - святотатственно переделали прорубленное Петром Великим окно в цитадели, где он поселился после получения городских ключей. И нелепое объяснение местных властей, будто отверстие (!!) безобразит зал, и его переделали в обыкновенное окно для симметрии с другими.
И всех удивило в Гяндже, как наместник вдруг побагровел и, обратись к адъютанту, велел, чтоб прибили у входа в келью мраморную доску с вызолоченною надписью: "Здесь жил покоритель Ганжи князь Цицианов", - долго учил, чтоб говорить, особенно при встрече с туземцами, Гянджа, а тут как разволновался - по-старому Ганжа. Будет дощечка, а потом пропадет, какой-то дервиш унес, а к чему она ему, неведомо, ищи теперь доску.
Мечеть Шах-Аббаса красуется с ее параболическим, точно приплюснутым куполом, на котором покоится месяц, венчающий здание, - не ведает еще Фатали, что много раз он вспоминать будет эту поездку, и перед глазами неизменно Шах-Аббасская мечеть, откуда выйдет, чтоб занять шахский престол... Нет-нет, еще не ведает Фатали, кого выведет отсюда его фантазия.
А Воронцов, глядя на эти вечные чинары, укрепился в давней своей миссии преобразить сей край. Он усмирит мятежников, увы, не ему пленить Шамиля! улягутся страсти, чтоб снова расцвесть в Тифлисском театре, который он вот-вот откроет, и воспоют его имя, увековечат. И непременно издаст "Кавказский календарь", из года в год, от канцелярии наместника Кавказского, - неограниченные полномочия! И роспись всем праздничным и торжественным дням: и рождения, и тезоименитства императорских особ, всех-всех, и Величества, и Высочества, и Великие князья и княжны.
И о себе каждый год: кто он и какие награды, привычно уже, но ласкает слух: Член Государственного Совета, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, Главнокомандующий отдельным Кавказским корпусом, Командующий Военно-Каспийскою Флотилиею, и остались за ним еще Новороссийский и Бессарабский Генерал-Губернатор, Шеф Нарвского и имени своего Егерских полков, и - непременно и это!! - Кавалер орденов, все-все помнит князь, Российских: Андрея Первозванного, бриллиантом украшенного, Александра Невского, алмазами украшенного, и еще и еще, и Золотого Базаржикского креста; и иностранных - Французского, Английского, Шведских, Прусских, Черного и Красного Орла, и Сардинского, и Греческого, и Австрийских, и Турецкого, Нишан-Ифтигар, алмазами украшенный; и золотые шпаги, украшенные бриллиантами, а одна с надписью: "За храбрость"; и серебряные медали: "В память 1812 года", "За взятие Парижа", "За турецкую войну 1828 и 1829 годов"; и золотая медаль "За прекращение чумы в Одессе 1837 года"; и знак отличия "Безпорочная служба за XXX лет".
И тут он глянул на Фатали, и Фатали не понял, отчего наместник улыбнулся.