Пока папа ездил за ней в аэропорт, я жутко нервничала почему я не могу уйти к себе, и должна развлекать эту буржуйку? Я её не знаю!!
А вот и мы!! папа так заорал с порога, что я вздрогнула и похолодела. Как же у него событие! Я, конечно, понимаю всё, но я хочу, чтоб меня оставили в покое. Это не мой праздник!
Что сказать о сестре? Красивая, эффектная, дорого одетая высокая отполированная шатенка. Курит по голосу слышно. И сразу видно, что не местная. Но шумная, и грубоватых манер. Делец всё же, что неминуемо накладывает свой отпечаток. Да и по мне тоже небось сразу видать, что прожжёный алкаш. Надеюсь, что не сразу а то как-то неудобно общего папу позорить. Но тот ничего не замечает, и воробьём скачет вокруг дочуры, счастливый до безумия маминым пониманием ситуации, и отсутствием ревности с моей стороны. Неужто думает, что я до сих пор должна ревновать? Мне скока лет ваще по его дурацкому мнению? Иногда так и добивает это его кретинское отношение к маленькому подросточку Иваночке! Знал бы он, чем я по закоулкам с Ветром занимаюсь сразу бы в обморок хлобысь, и пипец! Ма-аленькая злобная папина дурочка.
Всё это разглядывание альбомов, тоска дикая на хрен её, сестру чужую и ненужную!! Припёрла тряпок из своего бутика в подарок мне и маме. Тряпки прикольные, конечно, и по размеру, мама небось проконсультировала. Но это ничего не меняет.
Торжественный ужин я сижу вразвалку, нагло, и она тоже. Друг с другом не разговариваем а чё нам сказать? Слушаем разглагольствования папы, слышанную-переслышанную семейную легенду, что все мы из древнего рода, от князей Вишневецких, польского князя Вацлава Вишневецкого и графини Анны-Гертруды Вершбен фон Готтен-Вишневецкой. Она очень поздно родила ребенка, наследника, и всё такое. В отместку её старший сын женился на безродной полячке, и родил кого-то там, кто послужил началом роду Ветра!! Потому как имя её, той полячки, Эльжбета Изборская а фамилия матери Ветра!! Боже, я чуть не подпрыгнула на месте, как обожжённая внезапной мыслью! Я просто в шоке от проложенной в мозгу линии! Как же я давно не догадалась? Видимо, потому, что последний раз слышала навязшее в зубах предание ещё до встречи с Ветром. Мы оба польские аристократы! Почти родня, к тому же, так хорошо сохранившие родовые линии и гордость, и извращенность. Ага, Изборская «Изврская», угодливо явил мозг ассоциацию. Всем же известно, что они извры дворяне эти. То есть, не они а мы
В жутком запале от такого невероятного открытия, едва дождалась приличного момента, и побежала звонить Ветру а он меня послал грубо, сволочь:
Ты вконец обалдела? прошипел мой любимый. Что я тебе, гуляка, я на работе!
Еле дожив до вечера, я помчалась к нему с открытием. Мы ведь наподобие брата и сестры! Это добавляет острого перцу нашим отношениям! Охренеть!!
Он серьезно выслушал, кивал, добавляя какие-то свои сведения, подтверждающие, что так оно и есть! Но какой-то замкнутый и вялый был мой энтузиазм сменился усталостью, и постепенно закруглившись, я собралась уходить, а он вдруг схватил меня за руку, и принялся горячо умолять остаться!
На свете есть только два человека, способных уговорить меня на что угодно это Русый и Ветер. У Русого есть такое фирменное лицо, с неповторимой ямочкой под губой, и девчоночьим наклоном ресниц, что как не отнекивайся, а всё едино уговоришься! А Ветер думаю, не стоит объяснять даже. Конечно, умолил-таки остаться ночевать с ним! Ему дико страшно, говорит. Но и мне с таким Ветром страшно! Мелко вздрагивает, косится по углам знаете, музыканты и «перформанисты» такие рожи часто ломают, для сценического эффекта сумасшествия. Но Ветер-то по-настоящему!! Господи, куда я забралась опять, в какие дебри чужой души? Мне и жаль его очень, и страшно, и ломает просто я же не знаю совершенно, что делать, если ему хуже станет?? В дурдом звонить? Но куда, и что говорить? А если будет плохо в конец, а в психушке мне скажут, что этого ещё недостаточно, чтоб забрать Да и жалко, сдавать Я же его люблю! Ну вот, уже близка к панике, и готова даже смыться втихую! Жмусь в прихожей, не раздеваюсь.
Но он не отпускает, хватает за руки, и тянет на кухню:
Пойдём, пожалуйста, мне страшно здесь стоять, темно слишком!
Где темно? лепечу я, позволяя себя увлекать из ярко освещенного коридора.
Ай, да это неважно! кричит он, включая свет по пути везде, куда может дотянуться.