Филипп отпил шампанского. Агата не сдержала улыбки. Раздался телефонный звонок.
Это мой брат Алан. как бы спрашивая разрешения на ответ и одновременно извиняясь за прерванную беседу, Агата отвечает на звонок.
Алан сообщил что приехал, спросил где она и куда ему идти. Улыбка Агаты стала еще чуть шире. Филипп попросил ее передать ему: «Пускай подойдет к любому охраннику и скажет 89380, его проведут». Агата поблагодарила Филиппа, поцеловала Алана и завершила звонок, словами: «Мы тебя ждем».
Ну что же, пока наш дорогой гость в пути, предлагаю вернуться к нашим беспечно оставленным друзьям, у меня есть идея, как обратить их в нашу веру и нашу культуру! иронизировав подытожил Филипп.
Из зазеркалья дверей веранды они вновь вошли в комнату, залитую ламповым светом. Все гости расположились в центре зала на большом диване и отдельных креслах. Кальян продолжал дымить, источая медовый аромат, который заполнял собой все помещение. Разговоры здесь не смолкали, только перебивались смехом, но с появлением Филиппа он забрал все внимание на себя. Как это делал всегда.
Mesdames et messieurs! Хочу вам кое-что показать. Это нечто ценное для меня и этого нет в сегодняшней коллекции.
С этими словами Филипп подошел к стене, у которой стоял неприметный до этого момента квадратный объект. Он сдернул с него расписной ковер, обнажив завернутое в белую, плотную бумагу полотно размером два на два метра. В верхнем углу упаковки Филипп пробил двумя пальцами дыру и резким движением оторвал лоскут защитной бумаги. Затем еще один. И еще один. Филипп закидывал пол крупными огрызками бумаги, пока картина не предстала перед зачарованными взорами гостей. Закончив, Филипп довольный уставился на полотно. Только в этот момент можно было услышать тихий электронный лейтмотив вечера. Все молча смотрели на пустое полотнище картины. Но все же на ней можно было разглядеть крошечную красную точку прямо в центре белого квадрата.
Вау! разбавила тишину одна из девушек.
Ты ее еще не закончил?
Подождите, она еще не прогрузилась. пытался кольнуть один из друзей.
Мои картины не сны усыпляющие, а сны пробуждающие. парировал Филипп Мой близорукий друг! Скажи мне, чем отличается подлинное искусство от спекулирования на трендах?
Это тебе критики завтра в своих рецензиях о твоих «Пустых танцах» выскажут. Или как там? «Танцы в пустоте»? кто-то подсказал, Точно. А я? Ты знаешь, я далек от этого ультрасовременного искусства, одно ультрее и современнее другого.
Шокировать. сказала Соня.
В точку! отреагировал Филипп. В чем разница ремесленника и творца? Внешний облик объекта неважен, важно задевает ли оно тебя. Только подлинное искусство может коснуться тебя изнутри, дотянуться до твоих страхов и самых тонких чувств.
Агата вступила:
Но мне кажется, человеку все же теперь не хватает материализма, запаха краски, движение кисти, текстуры картин. Энергии, что кроется в физическом контакте художника с живой плотью картины. Возможно, скоро все перевернется с головы на ноги. Сейчас уже столько всех этих цифровых аттракционов, что скоро это приведет к неминуемому их обесцениванию, как носителя искусства. А те, кто, не изменяя себе, следовал традиционным средствам, снова будут на вершине.
Не думал, что ты назовешь мою выставку лишь цифровыми аттракционами
Филипп, я говорю о большинстве экспонатов тех творцов, что ты привез. Но да, и некоторые работы из твоей коллекции я тоже бы к ним отнесла. Ты и сам, наверное, знаешь, что большинству на них глазеющих, там внизу, абсолютно плевать на смыслы. Им нужна просто животная эмоция.
Да, я признаю, что для большей части это скорей поход в кинотеатр. Именно поэтому я нашел немного другой, обходной путь к их сердцу. Я хочу, чтобы они открылись. И я им лишь немного в этом помогаю.
Филипп взялся за перчатку, за кончики пальцев правой руки.
О яви же нам, дабы мы узрели!
Филипп снял свою длинную белую перчатку. Да, все знали, что за ней скрыто. Не то чтобы аугментированной конечностью можно было кого-то сегодня удивить. Но Филипп никогда, практически никогда не демонстрировал свой инструмент. Рука была построенная особым образом, на заказ. Именно с помощью нее он возводил свои полотна, в которые могло провалиться сознание зрителя без каких-либо дополнительных средств и усилий с его стороны.