И, тем не менее, я не уловил
Суть. Как и я. К чему вы ведете?
Гхм, нам пока не удалось собрать пазл вашей какой-либо прошлой жизни, но позвольте еще немного поинтересоваться вашей нынешней.
Да, пожалуйста протянул я, снова растянувшись на кушетке.
Насколько я уже знаю, вы преступали черту закона и были осуждены, так?
Да, домашний арест.
И, тем не менее, это ограничение свободы. Вам ведь было некомфортно? Некомфортно. Но допустим, вы оказались в тюрьме. В тюрьме поднялся бунт и ваша камера открыта. Теперь вы отчасти свободны. Вам протягивают оружие и вот ваш выбор присоединиться к бунту против несправедливого суда и системы или остаться в камере в иллюзии покорной морали.
А если я осужден справедливо?
Что ж, исходные данные те же, но ваше решение принимает другой оттенок.
Ну, если остаться в стороне, то, скорее всего, будешь убит новой системой, новой пришедшей силе на смену старой.
Непременно. подтвердил Док.
Лопасти вентилятора продолжали неспешно вращаться, заполняя своим тихим волнением тишину.
Не спешите с ответом. Вернемся пока в наш предсмертный момент. Болото. Ваше желание выжить, может помочь нам преодолеть этот барьер и заглянуть глубже. За переход. Наверняка так и есть, но нужно проверить. Да, это сложно, но если у вас еще есть силы для еще одного погружения Мистер Росс, то можем продолжить.
Нет, мне надо идти. В следующий раз.
Что ж, сделаю вам скидку, он поднялся и пожал руку. в следующий раз.
До встречи Док.
Уже у двери он меня остановил:
Алан, последний вопрос
Нет, я не буду заводить собаку.
Нет, я не об этом. Та рука, она была мужской? Это было больше похоже на рукопожатие друга, отца? Или более нежное, женское? Мать? Возлюбленная? он выдержал короткую паузу, Сестра?
На секунду я задержался, но не оборачиваясь все же вышел за дверь. Никак не мог выкинуть из головы его зеленые носки
Не могу сказать, что эти сеансы несли какую-то пользу. Я продолжал просыпаться от досаждающих, неясных потусторонних снов, содержащие обрывки необычных, странных и я не уверен, что моих воспоминаний.
Я вышел на улицу. Закурил. Затянулся уже слегка морозным воздухом и выпустил сизый, смешавшийся с паром изо рта дым. Прохладный и солнечный Париж. Да, уже прошел почти год как я перебрался сюда. В один из немногих городов старушки Европы, а ныне ее Метрополь, что еще держится монолитом среди давно расчленённого Евросоюза. Здесь я вырос, хотя лет пятнадцать назад он еще был совсем другим, но времена корпоративного феодализма Нового средневековья уже наступали. Национальный вопрос стирается вместе с границами потерявших суверенитет стран. Старый порядок, воплощенный в системе международных организаций, по сути рухнул. Еще формально существующее ООН, пытается подпирать уже рухнувшее здание палочками и подвязывать его веревочками из новых альянсов и союзов кота с угрем. Но убедить окружающий мир, что этот капитальный ремонт ведет всех нас в очередное коммунальное светлое будущее, выходит, мягко говоря, слабо.
Раздался голос колоколов.
Проходя под солнцем этих улиц, хранивших атмосферу старого Парижа, казалось, что весь тот безумный и хаотично движущийся мир был так далеко отсюда. Невысокие дома у канала реки Сены, уютные террасы, кофейни. Но синтетический вкус хлеба в местных пекарнях уже говорил о необратимости, о чем-то неуловимом и навсегда потерянном. Тем, не менее, Док, он же Алесандр Кеннет, проводил свои сеансы именно здесь, напротив Собора Парижской Богоматери. Как он говорил, звук здешних, знаменитых колоколов помогает его пациентам и ему настроиться на один тон. На одну вибрацию. Этот звон пробивается через стены уличного шума, но уже пролетая через речной канал, тонет в колодце ближайшего квартала. Мне же на эти католические ковбелльные колыбельные, как и на все брендированные сувениры церковных франшиз было плевать выспаться бы. И если честно, сотня виски перед сном, все еще было лучшим снадобьем, но по-прежнему не самым эффективным снотворным.
На сеансах Кеннет погружал меня в пограничное состояние и пытался найти причину моих кошмаров в возможно травмирующих событиях моих прошлых жизней. Я не верил, что добраться до них, можно вот так просто. Как не споткнуться о возможные фантазии наивного мозга? Впрочем, это и не было просто. И я по-прежнему не понимал, зачем продолжал кормить Кеннета толстыми купюрами и себя тощими надеждами.