Но сын у нее не от меня, я больше, чем уверен! Девочка моя, а сын Она изменяла! бутылка зеленого стекла наклонилась над стаканчиками. Забулькала сливовица. Шиндлер рассказывал о своей любовнице, фрейлейн Аурелии.
Пошарив по столу, он сунул в рот сигарету из смятой пачки. Мишель щелкнул зажигалкой:
Вам двадцать шесть лет Шиндлер жадно затянулся, вся жизнь впереди
Он шутливо вывернул карманы пиджака:
А я? Но на водку, пиво и табак хватает, пока что. С работы меня уволили до ареста герр Оскар трудился клерком в банке Симека, в Праге. О тюрьме он ничего не говорил, заметив:
В общем, меня за дело взяли. Все равно он икнул, вытирая покрасневшие глаза, все вокруг Шиндлер обвел рукой своды пивной, скоро станет другим. Сюда придут мои, он мелко захихикал, соотечественники. Фюрер не пьет, не курит, не ест мяса Шиндлер оторвал зубами кусок свинины, я уверен поманив к себе мужчин, он что-то зашептал.
Ерунда, усмехнулся Мишель. Шиндлер взял его за лацкан твидового пиджака, жирными пальцами:
Слухи ходят. Они все ничего не могут, презрительно заметил немец, забыл он нахмурился, забыл, как называется. По-ученому
Сублимация, герр Оскар, весело помог Мишель, грызя огурец:
Нам подобное не требуется. Дай Бог, чтобы и в сто двадцать лет, как Авраам говорит, ничего не изменилось.
А тебя, не посмотрев на Авраама, Шиндлер показал рукой ножницы: «Я видел. Ты, значит, не еврей».
Авраам потрепал его по плечу:
Я больше еврей, дорогой, чем многие твои знакомые. Моя семья на Святой Земле четыре сотни лет живет, в Иерусалиме. Приезжай в гости в голове приятно шумело, на эстраду поднялись скрипачи:
Или в Париж, поддержал его Мишель, я тебя свожу к рынку, в кабачок, где мои предки пили., Шиндлер пьяно засмеялся:
Насчет Робеспьера, ты меня разыгрываешь он бесцеремонно повертел Мишеля туда-сюда:
Робеспьер был вроде фюрера, Шиндлер икнул, только для своего времени. А у тебя глаза добрые. Но пьяные бутылка опустела, Авраам крикнул: «Еще одну сюда!».
Генрих сидел за столиком поодаль, медленно попивая темное пиво. У него имелось описание Шиндлера, полученное в абвере, от подполковника Ханса Остера. Перед ним, несомненно, был герр Оскар, собственной персоной, в мятом пиджаке, с развязанным галстуком, в закапанной пивом рубашке. Генрих прислушался:
Петер говорил, о его кузенах. Мишель и Авраам, только пьяные. Господи, он посмотрел на кружку, хотя бы здесь, я могу напиться? Интересно, что Петеру велят, из Лондона? Хотя понятно, что. Его кузен, Генрих помнил прозрачные, светло-голубые глаза графа Хантингтона, достойный человек. Значит, придется нам проститься. Один друг у меня был в Берлине Генрих заказал себе стопку водки.
Идите сюда, уважаемый господин, Шиндлер поднялся, покачиваясь, я слышу, что вы берлинец!
За соседним столиком, кто-то, сочно крикнул, по-чешски: «Высер тебе в око!»
Говно! огрызнулся Шиндлер. Мишель, недоуменно, поднял бровь, но потом рассмеялся: «Теодор тоже ругается, на стройке., чехи, неподалеку, вставали, Авраам вздохнул:
Не надо здесь по-немецки говорить. А на каком языке объясняться? Герр Оскар французского языка не знает. Хотя французов они тоже не любят. В пятницу мы драки избежали, а сейчас, кажется, не сумеем. У меня занятие завтра, с ребятами, тебе в музей идти Неудобно получится давешний немец, невысокий, в хорошем костюме, улыбался:
У него рыжие в семье были, понял Мишель, чем-то они с Питером похожи. Интересно, где сейчас Питер? Он в Германии обосновался.
Немец сбросил пиджак на скамью, закатав рукава рубашки. Чистый, ясный голос перекрывал гомон толпы:
Подождите. Я сыграю, господа он кивнул на эстраду. Чехи, невольно, замолкли. Он взбежал по ступеням, музыканты остановились. Немец откинул крышку фортепьяно, опустившись на табурет. У него была прямая, красивая спина.
Циона тоже играет вспомнил Авраам, ее любимая мелодия. «Атикву» на эту музыку поют пивная замолкла, длинные пальцы бегали по клавишам.
Сметана вздохнул Мишель, Господи, как красиво. Он отличный пианист., немец играл «Влтаву», из симфонической поэмы «Моя родина». Он откинул каштановую голову, старое, расстроенное фортепьяно звучало так, будто они сидели не в прокуренной пивной, а в зале филармонии. Он закончил, Мишель услышал всхлипывание. Шиндлер утирал слезы. Сзади закричали: