Пусть он туда отправляется, Теодор, за холостяцким ужином, пыхнул сигарой, скатертью дорога, никто по нему не заплачет. Однако немцы ни в чем не виноваты. Их одурманил безумец. Наш долг, его остановить запершись в кабинете, Теодор долго обдумывал письмо дочери:
На всякий случай, он запечатал конверт, спрятав его в сейф, чтобы девочка знала. Но письмо не понадобится. Ненормальный зарвется, Германия опомнится. Господи, простят ли нас евреи, когда-нибудь на встречах они обсуждали возможность контакта с западными странами, Британией, или Америкой.
Но не с Советским Союзом, отрезал кто-то, Сталин и Гитлерскоро договорятся они не пришли к решению. Требовалось отыскать кого-то из дипломатов, что, в Берлине, могло быть опасным. Граф успокаивал себя:
Случись что, мальчиков не тронут. Они на хорошем счету, все трое. Да и не случится ничего он старался не думать о холодных глазах Отто, о программе эвтаназии, в которой участвовал средний сын, о том, откуда Макс взял рисунки, и где он собирается добывать картины для новой галереи.
В любом случае, старшие сыновья редко бывали дома. Эмма и Генрих играли в четыре руки. Граф сидел, закрыв глаза, потрескивали дрова в камине:
Они не такие, Эмма и Генрих. Генрих на мать похож, и Эмма тоже он вспоминал веселый, дерзкий голос в телефонной трубке:
Ирма Зильбер, Berliner Tageblatt. Вы уклоняетесь от разговора, граф, но я вас отыщу, обещаю она писала статью о немецких профсоюзах.
И отыскала слушая сонату Бетховена, он видел голубые глаза, длинные, испачканные чернилами пальцы:
Господи, я виноват перед ней. Я оставил ее одну, тогда, и опять ее не защитил Теодор скрыл вздох, незаметно вытерев щеку.
За ужином Аарон рассказал о встрече в пивной. Генрих усмехнулся:
Твои кузены меня не знают. Я один пойду. Незачем тебе рисковать пощечиной, или дракой Генриху надо было найти Шиндлера и удостовериться, что агент в порядке и готов работать.
Хотя какая работа, он пережевывал картошку, судя по тому, что ты говорил, Аарон, герр Оскар не просыхает, с тех пор, как его из тюрьмы выпустили Очень вкусно, похвалил он. Лазоревые глаза Питера внимательно посмотрели на рава Горовица: «Аарон, что случилось? У тебя лицо не такое».
Это не их заботы, было, сказал себе Аарон, Питер выполняет задание, нельзя его просить о таком. Он и не сможет ничего сделать. Никто не сможет рав Горовиц нарочито долго, спокойно разливал кофе. Питер забрал серебряный кофейник: «Рассказывай все».
В стекло хлестал дождь:
У него седина в бороде, заметил Питер, а ему два года до тридцати он, осторожно, кинул взгляд на Генриха. Серые глаза друга потеплели. Он, едва заметно, кивнул.
Дети, подумал Питер, дети он спокойно спросил: «Сколько их?».
Аарон сглотнул:
Пятьдесят разобрали в семьи. То есть пятьдесят один он вспомнил маленькую Сабину, тридцать Авраам везет в Палестину. Сто девятнадцать, обреченно закончил рав Горовиц: «Питер, они не из Германии, не из Австрии. Невозможно»
Я не знаю такого слова, Питер записал цифру:
Генрих, ты иди в ресторан. Я в посольство. Паспорт у меня при себе кузен улыбался:
Питер, осторожно сказал рав Горовиц, девять вечера, воскресенье
Плевать я хотел, сочно отозвался мужчина, натягивая пальто:
Если придется разбудить премьер-министра Чемберлена, я так и сделаю они с Генрихом сбежали вниз по лестнице. Аарон, перегнувшись через перила, крикнул:
Что ты вообще собираешься делать?
Все, что в моих силах донесся до него голос кузена.
Дверь хлопнула, они оказались в пустынном дворе. Питер буркнул себе под нос: «Все, что в моих силах и даже больше». Генрих пожал ему руку:
Петер, ты помни, дети важнее. Я отговорюсь, ничего мне не сделают махнув на запад, он повторил: «Дети важнее».
Я знаю они вышли из арки, Питер свистнул: «Такси!». Он повернулся к Генриху:
Осталось убедить остальных.
Питер открыл дверь машины:
В ресторане увидимся рено вильнуло, исчезая за углом. Генрих стоял, глядя ему вслед:
Он что-нибудь придумает, уверенно сказал себе мужчина. Генрих пошел к остановке трамвая.
Охранник в британском посольстве, на Малой Стране, пил чай, листая Daily Mail. Газеты доставляли самолетом из Лондона. Дежурство выпало скучное, по воскресеньям посольство не работало. Охранник, с напарником, слушали радио. Футбольный сезон был в самом разгаре. Они жалели, что здесь нет тотализатора, хотя служащие посольства, негласно, заключали пари. Охранник внес три фунта в кассу тех, кто считал, что до Нового Года Гитлер в Прагу не войдет: