Он закончил перекличку для меня, захлопнул журнал и встал.
А что такое художественное? Вы знаете? Вот ты, Андрей, показал он рукой на одного из лучших учеников школы, знаешь? Сиди, сиди.
Художественное, замялся Андрей, значит воображаемое Нет, правдиво отражающее действительность!
Почему правдиво? Разве не бывает не правдиво, а художественно?
Наверное, бывает.
Например?
Например Демона на свете нет, а у Лермонтова есть, нашелся Андрей.
Да, конечно, хотя смотря что понимать под словом правдиво. Может быть, правдивость художественного в способности автора незаметно овладеть нашими чувствами, эмоциями, разумом? Или в бескорыстном желании, в потребности художника видеть мир своим существом неповторимым и уникальным; каждый оценивает мир по-своему, а почему мы взгляд одного человека на ту или иную вещь называем правдивым, а взгляд другого ложным, когда от разности взглядов поиск, движение? Не убивать же человека, если он видит то, чего другим не дано увидеть? Или убить? От зависти? Сохраняя безопасность?.. Один мой товарищ говорил, что художественное попытка объяснить свой ум, понять его и самого себя, что произведение это одно из дерзновений на преодоление времени и смерти, что художественное это то, к чему через человека стремится природа, потому что сама она не художественна. Я думаю иначе, но сейчас не будем говорить об этом. Задумывайтесь над различными, даже хорошо вам известными и понятными словами, и вы поймете, что каждое слово бездна, неоднозначно, и порой ни за что не постигнешь его сути, а постигать-то нужно улыбнулся он.
Я не задаюсь целью описать весь урок. Кое-что из сказанного им я успевал автоматически заносить в блокнот, и у меня сохранились эти записи. Перечитывая их, я подумал, что в тот первый урок он ничего такого необычного не сказал, хотя говорил много, делая, казалось, лишние отступления. Но в бесконечных вопросах, которые он задавал, звучало одержимое стремление знать что-то, обладать чем-то, и создавалось впечатление, что на многие вопросы ответить мог бы он один.
Каждый урок он начинал по-новому, я часто присутствовал у него в классе и со временем понял, что основной его прием не использовать никаких педагогических приемов.
Произведения он помнил отлично, и когда цитировал навевал атмосферу далекую, но переживаемую всем существом вашим. Что и говорить, владел он аудиторией легко и уверенно.
А в тот день я был раздражен.
Я не понимал, зачем это желание ошеломить подростков вечными вопросами? Я испытал болезненное смятение, которое вызвало острое желание противоборствовать натиску молодого учителя.
Тот урок был необычен еще и тем, что Вековой не называл дат рождения и смерти авторов, а, описывая историческую ситуацию или пересказывая сюжет произведения, говорил в настоящем времени, что особенно поражало, и, наверное, от этого, прошедшие или вымышленные события представлялись сегодняшними, воскрешаемыми сопереживанием. Никто не заметил, как прошло время.
Прозвенел звонок, и я поймал себя на мысли, что сожалею о скором возвращении к надоевшей действительности. Сергей Юрьевич, не давая домашнего задания, вышел из класса.
Ребята, словно по команде, повернулись ко мне
Я не проверял планы уроков, предоставив заниматься этим делом неугомонной Савиной, но нужен был предлог, чтобы высказать свое мнение, и в учительской я попросил у Векового план.
В плане стоял Маяковский. О Маяковском он говорил, но больше о революции, о разных идейных течениях, о футуристах, прочел несколько стихотворений.
Я осторожно спросил:
Вы думаете, на уроках целесообразно затрагивать проблему смерти? Сознание ребят не окрепло, а эта проблема требует большого нервного напряжения.
Вы сказали «проблема», а разве есть такая? Есть тема, которая, так или иначе, входит в программу. Например: тема смерти в творчестве Лермонтова, Блока, да и того же Маяковского, возьмите его смерть. Так что все по уставу. Говорить о любви и храбрости, делая вид, что нет никакой смерти? Смерть итог жизни человеческой, важно задумываться о ней с детства. Потом будет поздно
Что поздно? перебил я.
Поздно приобретать нравственность! недовольно, но сдержанно бросил он и попросил разрешения идти.
Я отпустил его.
«Приобретать нравственность, думая о смерти, или выработав отношение к смерти? Так он хотел сказать?» размышлял я некоторое время после его ухода.