Однажды наступает в жизни каждого человека очень и очень долгая разлука с матерью. Когда мама переселяется из временной жизни в вечную. Тогда мы пытаемся сохранить её вещи, чтобы хоть сколько-нибудь ещё удержать мамино тепло в своей жизни. И со временем понимаем, что это бесполезно.
Однажды наступает момент, когда мы приходим в Храм Божий, туда, где время и вечность естественно переливаются друг в друга в Таинствах и богослужениях. Мы приходим к Тому, Кто сотворил нас во чреве наших матерей, к Тому Кто воззвал нас из небытия и подарил нам Дух Жизни. Однажды мы возвращаемся к нашему Отцу Небесному, возвращаемся Домой, потому что у Него теперь живут наши матери. Потому что разлука с ними становится нестерпимой в одиночку.
Однажды мы начинаем скучать по нашим матерям больше, чем по нашим детям. И всё чаще приходим молиться за них в Церковь. И души наши утешаются потихоньку и потихоньку привыкают жить дальше с Отцом нашим Небесным, заботящемся и о живущих во времени и о живущих в вечности. а навело меня на эти размышления одно знатное обстоятельство. Работая в Храме, я второй месяц замечаю, как в одно и тоже время приходит к поминальному столику человек, ставит только одну свечу и молится до первой слезы быстро смахивает её и уходит из Храма.
Благословение
Вы, наверное, и сами замечали что, священники по-разному благословляют. Молодые священники не дают целовать себе руку. Священник с которым ты не знаком, как правило, даёт целовать крест вместо руки. Священник, с которым ты знаком давно, даёт тебе руку для целования, ещё и остановится на несколько минут, чтобы спросить как ты поживаешь.
Но мне за многие годы пребывания в православии запомнилось только одно единственное благословение священника. Подошла я за благословением, которое берётся вместо мирского «здравствуйте» (ведь со священниками по Церковному этикету не здороваются, а берут благословение), а батюшка, благословляя, сказал: «Благословляю на жизнь по Христовым заповедям!» И это было очень своевременное замечание к моим мыслям, я даже остановилась от неожиданности
Хранимый Бронницею свет
Мне кажется, что свою любимую Бронницу я найду на Земле с закрытыми глазами.
По запаху земляники в сосновом бору и шёлковому плёсу Глушицы. По шороху мелкого, рыжего песка под ногами и колокольному звону Спаса-Преображенского храма на берегу Мсты. По ворчанию зимнего ветра в руинах Введенского храма на высоком холме, возвышающегося по середине села. По тоскующим звукам гармони и майским песням соловья. По хрусту огурцов и аромату рассыпчатой картошки. По запаху забродившего мёда и студёной колодезной воде. По золотому шуму августовской ржи на против нашего дома.
Бронница свидетельница моих радостей и горестей. Она завершение моего земного пути. Земля Бронницкая впитала в себя свет моей земной жизни. Так впитывает Вселенная свет давно погасших звёзд. Храни мой свет для моих детей, милая Бронница. Однажды их позовёт за собою судьба. И им понадобятся силы пройти земной путь от начала и до конца сквозь тьму этого Мира. Прошу, всякий раз возвращаясь мыслью домой, пусть они чувствуют тепло материнского света хранимого тобою, родная Бронница. Хочу, чтобы этот свет всегда освещал им дорогу в православную Церковь.
Хочу тепла!
Это было совершенно неожиданно: сегодня утром я проснулась и поняла, что хочу в Африку!
Потому, что устала жить без солнца, устала жить без океана, устала постоянно менять одежду с летней на осеннюю, а потом на зимнюю. Устала от бесконечной слякоти под ногами и гречневой каши с гороховым супом на завтрак, обед и ужин. Устала платить: за жильё, воду, газ, отопление с трудом заработанные деньги, когда в Африке мне хватит для жизни простого шалаша, между рекой и океаном!
И если мой муж не поймает рыбу на обед, то уж сбить кокосовый орех или охапку бананов с пальмы у него (я очень надеюсь) достанет умения. А я буду вязать носки для старых негров и продавать их на местном рынке, потому что старость, даже в Африке, мёрзнет всегда.
Да, Россия моя Родина и я обязательно буду скучать по родному селу.
И первые годы в Африке при воспоминании о России буду по привычке содрогаться от холода, даже при тридцатиградусной жаре. Но потом, когда пройдут годы, и я отогреюсь под африканским солнцем и привыкну жить в тепле, я буду вспоминать только русское лето и мне, наконец-то, станет тепло от воспоминаний.