В палате мирно посапывали матушки с младенцами, около кровати Иванны бювета не было.
Раз за разом, прокручивая в голове моменты родов, силилась вспомнить каждую деталь, но мысли путались. Вот падает и разбивается аппарат КТГ в предродовой. Как они буду слушать сердечко? Малыш заплакал сразу, врачи сказали, что здоров, но куда-то понесли.
Куда вы его относите? Куда вы его понесли? всё переспрашивала.
Да кровь сдавать! Три раза уже сказали. Глухая, что ли? переходя на крик, раздражался персонал.
И Иванна перестала спрашивать, она всегда прекращала и отступалась, когда на неё кричали. Кто-то подсовывает ей бумагу на подпись оказалось, согласие на прививки. «Зачем сейчас?» только и успела она подумать, с трудом разжимая ладонь и отрывая её от поручней. Глаза всё ещё бегали, и Иванна отметила, что почему-то по часовой стрелке.
Из соседнего зала послышался рык, а за ним детский плач Юля отрожалась. Понятно теперь, почему окситоцин поставили всем в одно время. Ещё удивлялась, как это утром девочки одна за другой за двадцать минут.
Спустя два часа две роженицы и один бювет поднимались на этаж выше. Акушерка объясняет:
Он слаб, сосательный рефлекс слабый, а ты отдохни, выспись, силы ещё понадобятся.
Надо поспать, акушерка сказала, надо поспать! Иванна пошла в свою палату. Сетка на кровати скрипнула и провалилась чуть не до земли, простыня съехала, обнажив холодный дерматиновый матрац. Прижав голову к крашенной эмалевой краской стене, она боялась закрывать глаза. Сон не шёл.
Не хочу видеть темень и пустоту, мне нужен хотя бы какой-то источник света.
Душ, надо сходить в душ, обязательно полегчает. С лестничных пролётов адски сквозило, подошвы, казалось, примёрзнут к стальным поддонам душевой, горячие струи из куцей пластиковой лейки не согревали, швы сковывали движения, и тело плохо слушалось.
Вернувшись в палату, Иванна опять скрипнула кроватью, колючее больничное одеяло никак не хотело греть. Уставившись на полосу света в коридоре, уговаривала себя: «Ну и что, я тоже маленькая родилась». «Господи, такой курёнок была!» сокрушалась когда-то её мать.
Опять смотрела на мобильник: сколько ещё осталось до утра? Часы показывали только час ночи.
Мигрень усиливалась, невыкричанными стонами застряла в горле, распирала голову, выдавливая глаза. Сил находиться в таком состоянии не было, и Иванна решилась дойти до детского отделения.
Ну чо ты пришла опять? Спит он, завтра принесут, недовольно шипела разбуженная дежурная.
Во сколько?
В обход и принесут.
В обход, поставила себе цель Иванна, надо обхода дождаться.
Почему они все спят? Ей казалось, что все в больнице должны сейчас замереть в позе Богоматери с огромной иконы. А во сколько обход? Сколько ждать? Иванна поняла, что не спросила. Идти будить её снова? Замерла у окна. Опять будут ругаться. Встречая рассвет, подумала: «Ну, вот и сутки прошли, как я начала рожать».
Когда просветлело и деревья из тёмных очертаний прояснились красками, стало понятно, что магнолии, на которые так любовалась вчерашним утром в перерывах между схватками, почернели от мороза.
С наступлением утра Ивана закрыла глаза.
Так, встали! Подъём, четырнадцатая! Обход!
Господи, как проспала? Уснула, ну ничего, сейчас я отдохнула, мне же сейчас силы понадобятся, да? Побитой собакой смотрела девушка на вошедший медперсонал.
Откинули одеяла! скомандовала бойкая женщина в белом.
А когда мне принесут ребёнка?
Не знаю, я за детьми не смотрю.
Но мне обещали.
Кто обещал, у тех и спрашивай, на обработку швов придёшь.
И опять одна. В палате начали ворчать и просыпаться. Иванна только озиралась. В детское отделение идти было страшно, а вдруг его уже там нет? А вдруг они мне ничего не говорят не просто так? Иванна, как могла, откладывала вынесение приговора. От своих волнений она была выдернута сумасшедшими криками из коридора.
Мама! Мама! Мамочка! Забери меня отсюда! Он не ест, он всё время спит! Я не могу его разбудить! Я не знаю, что мне делать! Мамочка, забери! Они ничего мне не говорят! Мама, забери! металась вдоль стены ещё одна неприкаянная душа.
И тут Иванна не выдержала и расплакалась, не из-за себя, конечно, из-за девушки, её жалко. А она-то сильная, она, конечно, так бы не плакала, ей же уже не двадцать.
Топот нескольких пар ног застучал по коридору. Через 10 минут ребёнок был разбужен и накормлен.