Двор погружается во тьму. Комната Фёклы набирает свет.
В доме Феклы.
Любопытных набралось полная изба. Те, кто моложе, сидели даже на печи, опустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.
Никто не верил, что тарелка заговорит, со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.
М у ж ч и н а первый. Все это брехня! Как это тарелка будет говорить! (Смеется). Ну и придумают же, во брехуны, а ешо городские!
М у ж ч и н а другой. А может не брехня! «Обождем, осталось не долго ждать!».
Фекла, как хозяйка избы, могла позволить себе всё. Подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо стало серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило всех стариков, женщин и подростков затихнуть и насторожиться.
В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.
В это время, в тарелке прорвался властный, могучий твердый баритон диктора Левитана.
Г о л о с Л е в и т а н а. «От советского информбюро».
Ф е к л а (от неожиданности и страха падает на рядом стоявших людей, громко перепуганным голосом). Дьявол, бабы! Дьявооол!!! (С трудом, поднявшись с пола, расталкивает собравшуюся толпу, размахивая руками, пытается выбежать на улицу, теперь уже охрипшим голосом). Пропустите меня, пропуститеее!
(Долгое время успокаивали её и приводили в чувства).
М а т р е н а (каждый раз, когда вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез). Ну, и Фекла, черт бы тебя забрал, рассмешила всю деревню!
Занавес.
КАРТИНА ВТОРАЯ
НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС
Лица: Матрена, Мария, Тоня, Нюра, Юра, председатель.
Дом землянка Матрены состоит из одной комнаты и кухни. В комнате две кровати, машинка швейная «Зингер», сундук, стол, и печка-групка из красного кирпича. В кухне стол два табурета, скамейка, большая русская печь. В сенцах стол и ящик для продуктов. Затем в степи. Обстановка могильник яма с трупами животных.
Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась борьба с голодом, он уносил человеческие жизни каждый день.
Зима. В доме Матрены.
М а т р е н а (стоит у окна, смотрит на заметенный снегом огород, с горечью). Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего ему быть? Сеем только тыкву и огурцы, вместо клубней картошки кладем очистки, недаром говорят: «Что посеешь, то и пожнешь»!
С весны и почти до первого снега, люди, как животные паслись по холмам, полям и пашням, в надежде набрать колосков пшеницы, ржи или мерзлой картошки. И если кому-то посчастливится набрать узелок колосков, прятали под самые интимные места от посторонних глаз.
Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Доносчиков было много и все друг друга боялись.
В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбу подолами своих платьев, рубахами и платками. После, жарили на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей. Ели все, что летало, бегало, ползало. Кошек, собак и даже крыс в деревне не осталось.
М а т р е н а (выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс, на столе у себя не могла представить). Лучше умрем, но такого не допущу!
Еще при жизни ее мужа Ивана Ивановича, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж был мастером на все руки, но болезнь его скрутила, а шкура так и осталась нетронутой, высохла в сухарь, и про нее давно забыли.
Тоня с Юрой младшим сыном Матрены хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде что-нибудь найти из овощей и когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет: дети, идите есть!