Получилось так, что он сам спросил:
Сколько, по-твоему, если без обид, я должен буду тебе за Катеньку?
А сколько не жалко за такой редкий по красоте бриллиант? спросил я.
Сам назначь сумму осторожно протянул он.
Скажу откровенно, что Катенька дорога мне как сто других «катенек», бумажных, если ты понимаешь, о чем речь, плюс одна.
Обижаешь, сказал Гриша, на лбу его выступил обильный пот. Я так понимаю десять тысяч? То есть десять тысяч сто рублей. Я согласен.
Считай, это подарок тебе, процедил я сквозь зубы. Катька сама по себе драгоценность. А какая упаковка, ты обратил внимание? Одна только упаковка, к твоему сведению, стоила мне почти половину этой суммы, и куплена вся, заметь, не позднее, чем вчера, в местной «Березке».
Я учту это, вставил Гриша и судорожно сглотнул. Только можно я спрошу?
Валяй.
Скажи, почему сумма не круглая?
Я поднял уже, было, руку, чтобы шутливо шлепнуть его по лысине, но потом, с трудом сдержавшись, опустил:
Круглыми бывают только идиоты, Гришенька. Ну да ладно, снисходительно заключил я, к присутствующим это не относится. И, сделав серьезное лицо, предупредил строго: Только, естественно, никакой самодеятельности с твоей стороны, она будет со мной до самого расчета, уяснил? Если мы с тобой вообще о чем-либо окончательно договоримся.
Уяснил, прошептал Гришаня. Я еще некоторое время зачем-то мутил, морочил ему мозги, расхваливая Катьку, и под конец мы договорились о том, что у всех троих будет неделя на раздумье. Затем мы позвоним ему что будет означать наше согласие, после чего он Гриша (это его собственные слова) прилетит в наш город за Катей на «крыльях любви».
А у тебя, Савва, говорят, красивая жена? неожиданно спросил он.
Не продается, понял! резко оборвал я собеседника, желая прекратить эту тему, и хлопнул его ладонью довольно сильно по плечу, хотя по-прежнему испытывал огромное желание заехать прямо по лысине.
Григорий вновь сник.
Не тасуйся, Гриня, сказал я ему на прощание. Это будет самая удачная твоя сделка, может быть, и за всю жизнь.
Когда Гриша, перекинувшись на прощание двумя словами с Катькой, ушел, я подумал, что ему, возможно, не жаль будет выплатить названную мною сумму, и, таким образом, он от меня окончательно избавится, приобретя себе красавицу жену.
Едва я об этом подумал, как сам предмет обсуждения и торга Катька подошла и спросила:
Ты что, всерьез все это говорил? Ну, насчет денег и тому подобное?
Я с удивлением и недоумением на нее уставился: мне казалось, что это было именно то, чего Катька подсознательно хотела и подспудно добивалась.
Поэтому я сказал осторожно:
Таким образом, Катенька, ты сможешь устроить свою жизнь, свое будущее. В конце концов, не вечно же тебе по барам и блатхатам шляться-болтаться. Пройдет еще пара лет и малолетки подопрут, вытеснят тебя с этого поприща, запомни бабий век короток, поэтому надо поскорей определяться.
В общем, я стал развивать эту тему вширь и вглубь, и вскоре договорился до того, что Катька надулась и вообще перестала со мной разговаривать.
Когда мы вернулись в гостиницу, оказалось, что Яшка уже давно нас ожидает, и уже спустя минут десять, погрузив многочисленные коробки с покупками в машину, мы выехали в наш прекрасный южно-молдавский город. Всю дорогу я сидел, прижавшись виском к прохладному стеклу дверцы и размышлял о том, что в бизнес совместно с Яшкиными друзьями мне так и не удалось влиться вместо этого мы с Катюшей все имевшееся у нас время на рестораны и бары ухлопали, и все же прибыль с этой поездки, как ни странно, я, возможно, сумею получить, и с весьма неожиданной стороны от случайно встреченного нами влюбившегося в Катерину Григория.
Глава шестая
Через несколько дней мы с Катрин встретились в баре и серьезно обо всем поговорили, причем поначалу мне пришлось ей чуть ли не по голове стучать, чтобы до нее все дошло, и в установленный час мы с переговорного пункта, что в центре города, позвонили Григорию. Я думал, что у Гришки за прошедшие дни наступит похмелье, то есть разум возобладает, и он шуткой ответит на мой звонок, или не станет разговаривать вообще, но он, как оказалось, с нетерпением ожидал от нас звонка, и голос его в трубке, несмотря на обычные для нашей связи помехи на линии, был возбужденным и счастливо-восторженным.