Дмитрий Близнюк - Сад брошенных женщин. Стихи, верлибры

ты кошка  семь жизней растрачены на чепуху,
на стирку и готовку, на варку и уборку,
на боевую раскраску лица и тела,
на чуткий сон у колыбели.
мне осталось тебя так мало.
налить тебе лунного молока?
я читаю тебя, как юношеские записки шерлока,
как шпаргалки на девичьих коленях.
мне от тебя осталась шагреневая кожа,
и она с каждым годом всё меньше и тоньше,
но я не могу не желать, не стремиться.
перышко торчит из подушки,
будто лыжня из снежного спуска.
за окном блестит карамельная луна,
и я смотрю на тебя сквозь годы,
сквозь густой снегопад:
ты улыбаешься, и твои губы
кажутся запачканными кефиром
в наплыве падающих снежинок

где заканчиваешься ты и начинаюсь я?
видела, как китайская стена упирается в море?
а куда исчезает твой мир?
серый хрусталь тишины в этих комнатах
впитал наши голоса, сохранил нас,
будто живых саламандр внутри шара
с мокрыми камнями и отрезком ручья.
сколько еще любви и жизни спрятано в этих шарах?
сколько этих волшебных шаров позади нас,
будто пузырьки бессмертия, вьются и беснуются
вдоль времени-пуповины, вне смерти?
а как ты грациозно выходила из моря 
высвобождалась из пышного платья волн,
простирающегося до самого горизонта,
сияя соблазном, разглаживая волосы
а дальше вырисовывался величественный Рим,
и оползни голубей Googleились на площади,
и мраморные протезы колонн
подпирали рухнувшие небеса,
и к платанам слоновьего цвета тянулась рука, и ты,
как оса, лакомилась персиковым закатом.
и зачем вспоминаю нас, тебя вне меня?
выжимаю теплую заварку из пакетика чая
на закисшие глаза слепой суки.
это странно, это приятно.
это грильяж истины, об него я и ломаю
молочные зубы воспоминаний,
чтобы взамен проросли коренные.

мы юность ели с ножа.
эти ночные рыбалки, свидания под луной,
и ты, лопоухий герой,
обжигаешься обнаженной девичьей плотью,
как горячей ухой.
лунные мальки беснуются в распущенных волосах,
стог сена скрипит и мерцает,
синеют на грядках капустины, жабьи жемчужины.
сердца  две вишни  срослись боками
клейкими, лиловыми, с гнильцой взросления.
о Господи, верни ювенальное вдохновение,
синий мир на соломенных слонах
городок в буйных садах,
и яблочным уксусом пахнет летняя кухня 
застекленный парусник,
комариные укусы, река, река, река
лета солнечная гильотина
облизывается золотыми лезвиями, и вы 
фигурки
из коричневой сахарной глины
над бездной голубой 
учитесь писать телом и душой,
как первоклашки  шариковой ручкой,
простые слова:
люблю, друг, прости, навсегда, никогда,
да пошла ты на.

пока ты молодой 
микрофон тишины включен,
вход свободный  иди и неси всякую чушь.
но ты меня не слушаешь
юность, я чувствую твой взгляд:
оранжево-красную точку
лазерного прицела

как прекрасен ее пупок.
такие изящные выемки находишь в бракованных свечах
или на стволах вишен  место, где обнажилась кость,
отмерла старая ветвь или передумала рождаться новая.
узкие джинсы  когда развешивает их на стуле 
похожи на картонные цилиндры внутри рулонов.
босоножки на высоких каблуках 
жилистые царицы-скорпионши
с выводком жал, выкрашенных черно-алым.
и главное  глаза. глаза там всегда
мреют и плывут зеленовато-серые рассветы
инопланетные,
или угасают янтарно-жемчужные закаты
безлюдные.
таинственная планета, и жизни  разумной, хищной 
на ней нет, или она ловко прячется от меня
за границами век, за туманами и озерами.
иногда промелькнет пятнистый монстр страсти,
точно перед объективом дискавери,
но отвлекают пыльно-шелковые облака,
темное пульсирующее солнце.
ее красота отзывчива и тепла 
будто трон с подогревом.
заботливая красавица,
не трепанированная зубчатой самовлюбленностью, 
это редкость: так бриллиант в кольце
искренне переживает, если ты порезался
во время бритья. кто же ее создал, подарил мне?
все вещи в доме пахнут ароматным уютом,
и даже гладильная доска  близорукий птенец птеродактиля  смотрит на меня великодушно.
а почему бы и нет?
во мне скопилось так много любви 
как радия в закромах миролюбивого диктатора.
пора уже устроить небольшой термоядерный взрыв
семейного счастья.