Во всем мире для него существовали теперь только три вещи: он, нож и парень в вареной кожаной куртке.
-- Уб...бью, все равно уб...бью, -- обещал он этому парню.
А тот, уже поняв, что дерутся не пацаны-наркоманы, а два здоровых мужика, и при этом один обещает кого-то убить, спиной ткнулся в холодный металл машины, нащупал в кармане пульт, нажатием кнопки снял сигнализацию и под взвизг "мерседеса", освободившегося от своего электронного сторожа, рванул на себя дверцу.
-- Ты чего?! -- подбежали оба офицера наружки и, еле оторвав Павла от Кравцова, поставили его на ноги.
-- Он убил мою жену! -- с криком бросился в сторону "мерседеса" Кравцов и ударил с замаха по стеклу со стороны водителя.
Автомобиль беззвучно тронулся с места и, за пару секунд набрав нешуточную скорость, вошел под визг шин в левый поворот и вылетел со двора Дома культуры на шоссе.
-- Держите его! -- показал Павел на Кравцова.
Офицеры "наружки" ему вообще не подчинялись. У них и звания-то были повыше, чем у него. Но в голосе Павла звучала такая надрывность, что они с исполнительностью солдат первого года службы бросились к Кравцову.
А тот уже никуда не бежал и даже не сопротивлялся. Когда двое гирями повисли у него на плечах, он не стал вырывать руки. Он только стоял и отчаянно, одним горлом, рыдал. В свете уличных фонарей слезы на его щеках смотрелись шрамами. Их толстые линии тянулись от глаз к подбородку и вот-вот должны были распороть шею.
Подобрав нож, Павел прихромал к Кравцову и, неприятно ощущая, как дергается от каждого произнесенного слова зуб, укорил:
-- Зачем ты так?.. Ты знаешь, сколько за покушение дают?.. Знаешь?..
-- Ну и тесак! -- удивился водитель. -- Им только кабанов закалывать!
-- Он... он... в ку... куртке... супругу мою... когда она... сбил на ма...машине...
-- С чего ты взял, что он жену твою... -- так и не договорил вопрос Павел.
Ему за секунду вдруг стало жарко до боли в висках.
-- Ты откуда?.. Ты прочел? -- вдруг понял он, почему возле самого обычного Дома культуры появился Кравцов.
Горло у того под двумя складками жира все сотрясалось и сотрясалось в рыданиях, но рот упрямо не выпускал звуков, будто решил навеки оставить их внутри.
-- Потащили его в отделение! -- предложил водитель. -- Улика на месте. Там разберутся.
-- Не нужно никуда тащить, -- внятно и строго произнес Павел. -- Я отведу его домой.
-- Так ты его знаешь?
-- К сожалению, да.
-- А чего тут у вас? -- вместе с толпой малолеток подошел к Кравцову долговязый.
У него было наглое лицо и очень испуганные глаза. Он оглянулся на ночное шоссе, проглотившее "мерс", и спросил с видом человека, который теперь остался во дворе на правах хозяина:
-- Может, телохранителей из рейв-клуба вызвать?
-- Не нужно, -- зло ответил Павел и под руку повел Кравцова со двора.
Тот подчинился как ребенок, хотя и шел не лучше ребенка, только-только научившегося ходить.
Длинный нож в боковом кармане куртки Павла лежал неудобно. Казалось, что он и не в кармане вовсе, а уже у него внутри, в теле.
Глава двадцатая
ВЫХОД ТАМ, ГДЕ ВХОД
Сержант-конвоир тяжко шлепал каменными подошвами за спиной Андрея и упрямо мычал. Возможно, этот стон казался ему песней, но таких жутких песен еще не придумали на земле, и Андрей не хотел, чтобы она все-таки была исполнена полностью.
-- Ты помолчать не можешь? -- обернулся он к сержанту.
-- Иди-иди, убивец! -- прикрикнул конвоир, и его округлое лицо враз стало пунцовым.
-- Ты чего сказал?!
-- Иди-иди!
Они стояли в полуметре друг от друга и, если бы не люди,
грохочущие в коридоре чем-то железным и противным, Андрей бы
бросился на охранника и вцепился ему зубами в шею. В короткую,
похожую на сосновый пень, шею конвоира. Он потянул цепь наручников
за спиной, и металлические кольца еще злее впились в кожу.
Наручники были заодно с охранником, и от этого он ненавидел их еще сильнее.