Можно было подумать, что Роберт на время забыл, что он -- плейбой.
-- Серебровский -- это псевдоним? Как у шефа?
-- Это настоящая фамилия, -- не меняя тона ответил Роберт.
-- А сейчас перед вами выступит супер-группа "Мышьяк"! -- взвизгнул вынырнувший из толпы в свет Децибел.
Его рука заученно легла на голую талию Венеры и медленно поползла ниже, к марле трусиков.
-- А также их новый лидер Саша Весенин! Слушайте шлягер "Воробышек"!
-- Ну чего одеревенел! -- зашипел сбоку Аркадий. -- Пош-ш-шел!
Санькины пальцы с хрустом обжали трубку радиомикрофона. Он выдохнул все, что было в легких, словно именно эти граммы воздуха не давали ему возможность сдвинуться с места, и шагнул в круг света.
Ни Децибела, ни Венеры там уже не было. Свет растворил их, и Саньке на мгновение стало страшно, что и он исчезнет точно так же в этом желтом, горячем, рождающем так много пыли.
С гитарного перебора пошла "фанера", и он еле успел вскинуть микрофон к губам.
-- Во-о-о-робышек-во-о-оробышек! Нахохлилась опять! -- взревел где-то под потолком незнакомый голос.
Санька открывал строго по тексту пересохший рот и никак не мог понять, кто же это поет.
-- Хорошо отмикшировал, -- шепотом прохрипели за спиной.
Слова принадлежали то ли Игорьку, то ли Виталию, изображающих непосильную работу бас-гитариста и клавишника. А может, они вообще принадлежали Санькиным слуховым галлюцинациям. Но только после них он понял, что осталось от его голоса, записанного в студии.
Рыхлый толстяк добавил в него басовых частот, и песня зазвучала по-мужицки грубо, вызывающе. Возможно, звукорежиссеру именно такой привиделась манера исполнения песни, но Саньке вдруг стало нестерпимо стыдно. Еще более стыдно, чем при виде голых девиц.
Когда чужой, с блатными интонациями голос, прогнал припев, Санька вспомнил, что нужно нажать кнопку на микрофоне. Скользкая, как по стеклу плавающая подушечка указательного пальца еле отыскала клятую кнопку. Вдавив ее с брезгливостью, будто это и не кнопка была, а сидящий на микрофоне таракан, Санька спрыгнул, как и учил Аркадий, с подиума и направил пористую грушу в сторону стойки бара.
-- Во-о-оробышек-во-о-оробышек! Не надо уходить! -- впервые за вечер дал он волю голосу.
Двое-трое посетителей клуба, фальшивя и не попадая в тон, подхватили припев, и их голоса тоже взвились к потолку, заполнили зал. Кажется, им это понравилось. Голосов стало больше, еще больше. Они будто бы тянулись к настоящему, только сейчас проявившемуся тенору Саньки, и он вдруг представил, что произойдет, если он не отпустит кнопку. Потом же пойдет "фанера", и только очень пьяный не поймет, что его обдурили.
-- Фуфло у тебя, а не песня! -- вдруг заорал какой-то мужик от стойки бара. -- Р-розовые сопли!
Удивление развернуло Саньку влево. На грибке сиденья-вертушки горой дыбился не просто мужик, а какой-то немыслимый по размерам мужичина. В прежние годы такой бы запросто стал штангистом, а может, даже выиграл бы Олимпийские игры. Сейчас медвежьей силище находилось другое применение. Оно бугрилось в ведерных кулаках мужика, оно жгло взглядом рэкетира.
-- Спой лучче "Дороги к казенным порогам"! -- сумел он заглушить своим басом даже звуки проигрыша. -- Дав-вай, не тормози!
Санька еле успел вскинуть микрофон к губам и зашептать в него в такт песне. Пошли третий и четвертый куплеты, и некогда было спорить с мужиком-медведем. А тот, поняв, что ему отказали, угрюмо сгорбился на своем кнопочном стульчике. Синий галстук, шириной с хорошее полотенце, свесился почти до пола и казался подпорой, которая спасает гиганта от падения.
-- Я чо сказал! -- взревел он и швырнул в Саньку бутылку пива.