Фата была похожа на голову купчихи. Эта бюргерша с кирпичными щеками отличалась здоровой красотой, волосы цвета проржавевшей меди или перестоялого мёда крепко прилизаны на прямой пробор, лоб низкий и широкий, глаза прикрыты, так что ни за что не понять о чём она думает.
Покачивающая головой Мен бледнела на её фоне, но стоило задержать на ней взгляд, и глаза её, растворившие щепоть синьки в озёрах, прихватывали взгляд и топили в этих нестрашных омутах. Левый глаз, если смотреть с земли, из травы, казался меньше, и это только усиливало впечатление ловушки, в которую попал смотрящий.
Да кто тут, к счастью, смотрел-то? Никто.
Младшенькая Леля была, и вправду, так мала, что этот треугольничек серебра, будто кто прилепил к небосводу клочок конфетной обёртки, заметить сходу и вообще непросто.
Напомню, что до войны конфеты, особливо дорогие, заворачивали в два слоя бумаги. Внутренний всегда был серебряным. Некоторые, правда, толкуют даже о трёх слоях, но это уж, пожалуй, слишком. Это уже сказки из толстого, самого старого сборника с затёртым именем на прогоревшей целлофанированной обложке.
Львица медленно повела головой, Фата то ли в шутку, то ли всерьёз увенчала её короной. Свет лун смешался, на опушке замелькали огоньки, до того крохотные и хорошенькие, что их можно было бы счесть розыгрышем нулевого часа.
Лев тоже посмотрел. Движение огоньков сопровождалось еле заметным гулом, как если бы надвигалась армада бражников в поисках виноградных лоз.
Зашевелилась густая трава, гордость заказника считалось, что её невозможно вытоптать. Во всяком случае, жалованье главного агротеха не уменьшалось ни при каких экономических обстоятельствах хотя честный малый клялся, что газон просто-напросто заколдован.
Лоснящийся «партер» у самой сетки место лёжки львов, разглядывающих посетителей отразил мелькающие огоньки в больших бесстрастных глазах. На открытое место вышла фигурка высотой с огрызок карандаша, тем не менее, излучавшая отнюдь не прозаическое величие. Возле фигурки мягко горел яркий фонарь размером со спичку его держали высоко поднятым.
Львица, не меняя позы, сложила голову на лапы и задумчиво разглядывала фигурку. Раз, когда фонарик нечаянно пустил луч в зеницу её ока, она смигнула, но не отодвинулась. Фигурка приблизилась и сделала такое движение, будто поклонилась и извинилась одновременно. Впрочем, все жесты странного посетителя были отчётливо сдержанны и отмечены интеллигентностью, что ли.
Следом за монархическим лицом, беспокоя кончики трав, выдвинулись из травяного леса, и вышли на свет со своими фонариками лица неизвестные, но державшиеся чуть в стороне и позади обладающего властью.
Лев сел, простодушно положив хвост с кисточкой наземь, и с видом углублённого внимания уставился на кавалькаду.
Маленькие господа беседовали между собой вполголоса, что и создавало ощущение налёта бражников. Изредка слышался смех, в немыслимой дали на просторах сновидений звенели колокольчики.
А ведь есть же эти просторы, господа И звенят, вероятно, колокольчики.
Монарх некоторое время находился в раздумьях, в том оцепенелом состоянии духа, когда невозможно оторвать взгляд от хорошо знакомых предметов обстановки, словно всё вокруг обновилось, и суть вещей стала очевидна.
Усилием воли он оборвал свои мысли и обернулся, причём, свет его фонаря, как из душа, обдал придворных, затихших сразу, без всяких остаточных смешков видать, были дисциплинированы и воспитаны.
Монарх размеренной поступью приблизился к тесному кругу домочадцев. Стоящие впереди и окружавшие толпу гвардейцы еле заметным движением ружей салютовали властителю, вероятно, не любившему помпу.
Расступаясь, придворные кланялись тоже слегка, с достоинством. Монарх рассеянно, но приветливо здоровался со всеми. Львам хорошо был слышен его прекрасный, очень низкий голос ни игры, ни притворства.
Кивком удостоверив свой дом, что более не намерен докучать им присутствием, монарх, выйдя из толпы если подобным обидным словечком позволительно обозначать разнообразную общность лиц вдумчиво пошёл прочь, вокруг гигантского, будто кус тающего иридия, львиного тела, вглубь вольера.
Несколько гвардейцев точнее, трое, один из которых был очень высок, на голову выше прочих сопровождали его, следуя в отдалении.
Властитель с военной свитой достиг львиной тропы, ведущей к небольшому озеру, и вскоре их силуэты потерялись во тьме.