Слойка медленно возникла среди звёзд: она была похожа на мяч-прыгунок, и не углядишь, что её покромсали на кусочки.
Диски внутри Слойки зажили своей жизнью, закрутились, и немедленно началось считывание объёмной записи тут тебе и трёхмерка, и звук, и запах, и душная грива льва зашевелилась он побежал, работая поршнями великолепных лопаток, и акула поплыла и кого-то укусила.
В углу онлайн-ойкумены всё это дело вызвало возмущение, начала крошиться звёздная штукатурка, две галактики внезапно за три триллиона ярродней срослись наподобие крыльев и прочее подобное тому.
Слойку подтолкнуло и унесло фотонным ветром в сторону и вглубь вещества.
Бедная игрушечка! Правда, она имела массу около трети всей видимой ойкумены и вмещала примерным счётом дюжину мирозданий, не считая вариантов, иногда записанных своеволием случая поверх основного текста.
Один из экваториальных ломтей, из тех, что имели самый основательный диаметр, никак не мог успокоиться. Он нервно подёргивался и, в конце концов, сорвался с невидимой оси.
Расплывшись из круга в ромб, забытая пластина моталась между другими дисками. За всю её историю пару раз случилось, что она даже покинула Слойку и тихо плавала между настоящих чужих звёзд, пока её вновь не втащило на прежнее место.
Труд был окончен, реальность выбрана, Судьбы предрешены, погрешности обеспечены, боги названы всё это вопреки Первопричине, Которая молча страдала в каждой выдуманной душе и даже в каждом волоске из гривы льва в далёкой степи.
Загулявшая пластина была не то чтобы лучше иных, просто её содержание часто оказывалось логичнее или, как выражаются джуни правдивей. Насколько это вообще возможно в зыбком мире, где мысль, слово и дело расходятся максимально. Тем временем, в желобке пластины, в душном холодке маленькой комнаты на глубине достаточной, чтобы вызвать клаустрофобию у потомственного крота, летописец тьмы перелистывал свою рукопись.
Он восхищался собственным открытием. Два яррокруга назад, в те времена, когда предпоследний властитель дум обитал в пещере на одной из лун Господина Время и охотился между звёзд, распростирая могучие драконьи крылья, кто-то опубликовал в газете число.
И это было число жертв жертв войны первой войны за этот оборот Колеса. Открытие летописца заключалось в том, что число это было неправдою. Число это относилось к войне второй но как получилось, что его обнародовали за четверть века до того, как число это обрело плоть и кровь?
А всё было до ужаса понятно летописцу.
Некто задумал это число ещё раньше. Значительно раньше. Или в другом месте. Или там, где не было места для времени. Во всяком случае, одно понятно там для того, чтобы сосчитать людей, не пользовались единицами, а сразу десятками. Там не рыдали, увидев сломанную детскую игрушку в опустевшем почему-то доме.
Нос медведя Сказала Саня. Слышите, няня?
В утреннем полумраке из кресла под окном ответа не последовало, только блеснули неправдоподобно круглые стёкла очков, затем спицы, затем чашка, которую взяли с подлокотника и вернули на место. Льстивый тон воспитанницы няню не тронул.
Саня подождала, неуверенно улыбаясь она знала, что няня разглядит улыбку.
Да, ты обещала вспоминать об этом, когда почувствуешь, что завираешься. Послышался красивый старческий голос. Он тоже поблёскивал.
Когда я не вполне понимаю происходящее. Протестующе молвила Саня.
Няня легко согласилась:
Я так и сказала.
Медвежий нос большой пластмассовый нос был найден Саней во время уборки на чердаке и небрежно выброшен ею в порыве избавления от ненужных и никчемных вещей. Часом позже ею же был найден медведь давняя детская игрушка, которую Саня полагала потерянной. Медведь был встречен с искренней, но избыточной радостью избыточной для взрослой девушки, имеющей образование, работу и даже Увлечение, как выражалась няня.
Возможно, некоторая чрезмерность пафоса была связана именно с желанием прекратить разговор об этом самом Увлечении с большой буквы.
Так или иначе, но Саня и в самом деле растрогалась не на шутку были упомянуты давние события, столь давние, что казались страницей из книги сказок, которую, кстати, тоже нашли.
Далёкий дом в иной стране, необъяснённые никем происшествия детства, память о которых подёрнута паутиной а пауков Саня никогда не боялась.