Испуг
Опять выехали с дачи поздно и, как следствие, беспросветно торчали в пробках. Полинка кусала губы от злости. Раздражало все. С начала и до конца. С самой первой и до самой последней минуты.
«Надо разводиться, подумала Полинка. Это не жизнь. Это мука. Я не девочка, все понимаю, все бывает. За десять лет так надоешь друг другу хоть вой». Но у всех то так, то этак. А у нее, у Полинки, плохо всегда. Это потому, что не любила. Никогда. Замуж вышла время подошло. Все подружки уже с колясками по двору мотаются, глаза мозолят. А она все порхает. Допорхалась до двадцати пяти. А тут Павлик. Стройный, кудрявый, симпатичный. Умеет брюки гладить и жарить картошку. Где еще такого найдешь, когда тебе уже двадцать пять? Провожал до дома не терся, не потел. На майские родители уехали на дачу все и случилось. Ничего особенного, но не противно. Бывало и похуже. В августе сыграли свадьбу.
Мать Павлика всю свадьбу прорыдала чуяла видно, что жена из Полинки будет никакая. Жить стали у Павликовой бабки в двушке на Варшавке. Бабка была противная, вредная, Полинку невзлюбила и все стучала свекрови, что сноха ничего не готовит и не убирает. Не жена, а так, барахло. Так и говорила барахло. От возмущения и обиды Полинка задохнулась, а потом, поостыв, подумала, что ведь бабка права. И решила не обращать на них внимания. На всю эту семейку. Включая частично и Павлика.
А ему хоть бы хны. Вечером придет с работы, картошки нажарит, котлет накрутит: «Садись ужинать, Поль! Хочешь, щи сварю, а, Полинка?» А Полинке все равно. Вари не вари. А потом сядет и на гитаре начнет бренчать весь вечер «Солнышко мое». И смотрит на Полинку, улыбается. «Идиот. Это я-то солнышко? злорадно усмехается Полинка. Ну-ну!»
Через два года родила девочку. Павлик умолил назвать Полиной. Полинка говорила, что это бред, но ей было приятно. А Павлик радуется: хоть одна из Полинок будет его любить. Что ж, наверное, прав. Дочке и стирал, и гладил, и готовил, и гулял в выходные. Бренчал ей свои песенки, когда та плакала, ничего, замолкала, слушала. В общем, там у них полная идиллия. Бабка девочку полюбить не успела померла. Образовалась целая отдельная двухкомнатная квартира. Павлик сам сделал ремонт. В спальне (а теперь у них была спальня) обои розовые с золотом любимый Полинкин цвет, а в детской ежики в охотничьих шапочках. Зачем им гостиная? Полинка гостей не любила готовить, убирать, ну их.
Дочка получилась в Павлика улыбчивая и кудрявая. Вот они и спелись. Они вместе, а Полинка так, сбоку вроде бы и ни при чем. Кто рожал? Обидно, да ладно. Сначала Полинка часто плакала от всего: от обиды, от жалости к себе, о жизни, которая не удалась. Потом плакать надоело. Что изменится? Только выплачешь свои карие глаза, свою красоту сколько ее осталось?
Павлик устроился на хорошую работу двери обивать. Непрестижно, зато денег много. Приходил усталый, но все равно веселый и опять не жаловался.
А вот Полинка жаловалась целый день стирала.
А что машинка делала? удивлялся Павлик.
И борщ целый день варила.
Так долго? опять удивлялся Павлик.
А соломкой все нарезать, а потушить? распалялась Полинка.
Павлик вздыхал и соглашался:
И вправду, Поль, тяжело.
Через год взяли домработницу на два раза в неделю убрать, погладить. У Павлика совсем не было времени. Он теперь открыл свою фирму, дверную. Уже был хозяин. Сначала фирму, потом магазин. Сначала один, потом второй. Потом поменяли квартиру старый центр, четыре комнаты. Маленькой Полинке наняли няньку. Полинке большой купили шубу из бобра и еще одну из белой норки. Длинную и короткую. Съездили на Мадеру. Мадера как Мадера. Посмотришь в жизни у Полинки все изменилось. Но никто не знает, что в общем-то ничего не изменилось. Ничего. Все как было. А она-то знала. И продолжала злиться на эту жизнь и на Павлика заодно.
Павлик закурил и открыл окно. Полинка поморщилась. Ветер был в ее сторону и относил на нее весь дым. Павлик сигарету выбросил. Потом начал напевать «Yesterday». Безукоризненно. У него был абсолютный слух. Полинку передернуло, и она включила радио. Громко. Павлик качнул головой и усмехнулся. Потом он резко затормозил, и непристегнутая ремнем Полинка резко подалась вперед.
Аккуратней нельзя? прошипела она.
Павлик, извиняясь, показал на идущую впереди машину. Полинка отвернулась к окну, да так, что от угла поворота разболелась шея. Но позы она не поменяла. Хотела от Павлика дистанцироваться.