Я виновата, прошептала она сквозь слёзы, почувствовав, как его рука легла на её хрупкую ладонь. Зачем я оставила его.
Его найдут. Погоня уже ушла за похитителями, ответил он, и добавил. Когда их поймают, я лично отрублю голову каждому.
Раздался громкий плач Эллиса пришла в себя. Очнувшись, она осмотрелась и, осознав, что произошло, завыла, словно волчица у разорённого логова. Вой вновь перешёл в рыдания, затем послышались громкие причитания
Да успокойте же её! вскричал Александр.
Он вскочил, подошёл к ней и, встряхнув за плечи, спросил:
Кто это был?
Эллиса перестала плакать, но дрожь по-прежнему била её. Зубы клацали, словно на холоде, она никак не могла ничего сказать. Трактирщик налил дочери немного вина, она схватила стакан дрожащей рукой, выпила и произнесла:
Отец моего ребёнка.
О, боги! трактирщик обхватил голову руками и рухнул на лавку.
Отец ребёнка?! изумился Александр. Но как так? Почему?!
Ответил трактирщик:
Во время войны началось это. Жил в нашем посёлке сын дровосека красивый, молодой парень. Он давно положил глаз на мою дочь, ухаживал за ней. Но Эллиса не обращала на него внимания. Однажды в поселок пришли лафирцы. Разграбить, не разграбили, нечего больно взять здесь. Но до женщин были ох как падки. И Эллису это не обошло. Однажды, на опушке леса, когда она возвращалась домой с хворостом, двое набросилось на неё. Порвали одежду, ударили пару раз, но обесчестить её им так и не удалось на крики прибежал Малис. Парень, молодец, не испугался. Убил обоих, но и сам получил тяжёлую рану. Дочка привела его к нам. А дальше, понятное дело. Полюбили они друг друга, собрались жениться. Но опять всё пошло не так. Убили отца Малиса, и парень загорелся жаждой мести. Взял топор побольше и ушёл на войну.
Думали, погиб он, долго от него вестей не было. Но он, всё-таки, появился. Сначала всё хорошо было, свадьбу играть хотели. Но потом что-то произошло между ними, И Малис бросил мою девочку, бросил вместе с не родившимся дитём. А месяц назад он опять объявился, пришёл к нам и заявил Эллисе, что ребёнок будет его, что он заберёт малыша с собой. Само собой, прогнали мы наглеца взашей. Немного поволновались, но потом успокоились, забылось это. Но вот, вспомнилось
Трактирщик тяжело вздохнул.
Ваше величество, вновь заплакала Эллиса. Прошу вас, не убивайте его, он ведь подумал, что двойня у меня.
Хорошо, он останется жив, но отправится на Острова смерти рабом к Хиц-Эргосу.
Воцарила тишина. Все прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Каждый ждал, что вот-вот раздастся топот копыт, откроется дверь и, в клубах ледяного тумана, в дом войдёт один из гвардейцев, держа в руках ребёнка. Все надеялись на успех, Сантилия, немного придя в себя, успокаивала Анну. Гладя её руку, она приговаривала: «Всё будет хорошо». Но прошло уже больше часа, и Александром овладели дурные предчувствия. Вспомнились слова, сказанные умирающим Орувином: «Каждая твоя ошибка, каждый твой поступок отзовутся в грядущем. Будь осторожен, король, и проклятие минует тебя». Может быть вот оно проклятие?
Едут, прошептала Эллиса.
До слуха донёсся звонкий топот копыт. Он приближался и, вскоре, смолк у самой двери. Дверь распахнулась, и в зал вошли шестеро солдат. Все были изранены, кровь покрывала доспехи каждого. Можно было заметить застрявшие в броне стрелы со сломанными древками. На руках они несли двоих своих товарищей, то ли тяжело раненых, а, может быть и убитых.
О нет! простонала Анна.
Двое там остались, прохрипел десятник, падая на скамью. Ещё двоих мы смогли подобрать, один ещё жив был, но, похоже, умер. На самих живого места нет.
Что произошло? спросил Александр.
Он с силой вцепился пальцами в скамью, чтобы не упасть. Голова шла кругом, он уже совсем не понимал, что происходит, порой ему казалось, что это просто кошмарный сон, и он сейчас проснётся. Но нет, боль в пальцах, заставила придти в себя.
Мы шли по следу и, уже в лесу, напоролись на засаду. Нас били из луков, как зайцев. Стрела за стрелой, и, большинство, в цель. Стреляли знающие люди, им точно приходилось иметь дело с панцирниками. Двоих сразу же сразили, а как мы начали вилять между деревьями, меткость их немного поубавилась, но, всё равно, нас истыкали, как подушечку для игл. Ещё двое упали с коней. Подобрали, кого смогли и и отступили. Воля твоя, король, вели казнить меня, но не трогай моих людей, они моему приказу повиновались, и то с третьего раза, десятник вскочил, стащил с себя доспех почти вся рубашка под ним пропиталась кровью. Да я сам брошусь на меч, позор смывается кровью!