Подгоняемые своим хозяином, а быть может и отцом, они кинулись к карете. Из неё появилась молодая женщина. Она с трудом спустилась с подножки. Лицо её было бледно, и она то и дело стонала, кривя губы в гримасе боли. Парни подхватили гостью и быстро внесли в дом. Следом вошли и остальные. Лишь двое воинов остались перед дверьми на страже. Взяв из ближайшей поленницы немного дров, они быстро развели костёр и присели рядом с ним на чурбачках.
Анют, ну как ты?
Ничего, нормально всё. Ты не волнуйся только.
Её внесли в комнату на первом этаже, где жила семья трактирщика, уложили на кровать, служанки помогли раздеться и надеть ночную рубашку. Пришла жена хозяина. Увидев роженицу, она, почему-то очень обрадовалась и, опережая недоуменные вопросы гостей, пояснила:
Счастье то какое. Только что дочка моя родила, а сейчас здесь же родится ребёночек у самой королевы. Я сама роды принимала во всей деревне рожениц обхаживаю. Надеюсь, вы позволите мне принять роды и у вашей супруги?
Конечно, ничего не имею против, ответил Саша.
Ну, тогда, женщина сдвинула брови. Тогда попрошу всех без исключения выйти отсюда. Королеве покой нужен. А вы в зал идите, вас сейчас накормят.
Все заулыбались, но, не став спорить, покинули спальню. Хозяин рассадил гостей в зале трактира, подал своего лучшего вина, а сам пошёл разогревать остатки рагу, чтобы изголодавшиеся гости заморили червячка.
Александр, не усидев и пяти минут, вскочил и, то и дело тяжело вздыхая, принялся ходить от стенки к стенке. Все сочувственно смотрели на него, наконец, Эйнар, не выдержав, сказал:
Да успокойся ты. Всё хорошо будет. Дело то пустяковое. Вот ты бы лучше не бегал, а сел к нам, налил вина и выпил за здоровье Анны.
Уговорил, Саша сел рядом с товарищем и залпом выпил содержимое стакана.
Немного полегчало. Вино было прохладное, хмельное. Прокатившись в желудок ледяной волной, оно взорвалось там тёплым, ласкающим пламенем.
Сам то как, не волнуешься? И Сантилия вот-вот родит.
Два месяца осталось, ответил Эйнар, обняв свою спутницу.
Лантила обрадуется, будет чем заняться ей.
Это точно. С тех пор, как погиб Онкил, места себе не находит, на десяток лет сразу постарела.
Жаль, что мои родители не увидят внука или внучку, Саша тяжело вздохнул, а друг заметил, как дрожат его губы, и он едва сдерживает слёзы.
Выпей ещё, Эйнар налил себе и товарищу вина. И не переживай. Ты сделал свой выбор. Ты связал свою жизнь с этим миром. Теперь здесь твоя родина.
Но я родился не здесь.
Ну и что. Твоя родина не там, где родился, а там, где выстрадал, где боролся.
Ладно, забудем. Но, всё же, интересно, как там Иван Сергеевич и Николай. Увидеть бы их ещё разок.
Да и я тоже не против, Эйнар улыбнулся.
В зал ворвался аппетитный запах рагу из овощей и мяса.
Ну, наконец-то, простонал, словно от наслаждения, Эйнар, вдыхая ноздрями аромат еды. С самого утра ничего не ел.
Из кухни появился хозяин. Вместе со своими сыновьями он внёс в зал два огромных горшка, пышущих густым, ароматным паром.
Одну секунду, сейчас будут ложки и тарелки, хозяин поставил посудины на один из столов и вновь исчез на кухне.
Ожидание было хоть и томительным, но не долгим. Снова появился толстяк, державший в руках стопу тарелок, на верхушке которой красовался веер деревянных ложек. Не прошло и двух минут, как все с завидным аппетитом поглощали рагу, находя его вполне сносным, особенно для голодных желудков. А хозяин только и успевал подливать в стаканы вино и накладывать добавку. Шум стоял такой, что даже прибежала жена трактирщика.
Потише, потише, заворчала она, грозя толстым и коротким указательным пальцем правой руки. Вы шумите так, что соседи все сейчас сюда сбегутся на веселье.
Как Анна? сразу же спросил Александр.
Она женщина сильная, хорошо держится. Лежит бледная, измученная, а всё шутит, да историями меня всякими развлекает.
Так роды скоро начнутся?
Уже скоро, и луна не успеет зайти.
Женщина ушла, а Саша, успокоенный и довольный, с новыми силами приналёг на рагу.
Зря волновался, толкнул его в бок Эйнар.
Да не волнуюсь я.
Хорошо бы у тебя был сын, а у нас дочь, отозвалась Сантилия.
Она сидела напротив Александра всё ещё одетая в шубу, но даже через неё был заметен увеличившийся от бремени живот.