Я поставил сумку на стол. Агата молча смотрела. Я расстегнул молнию. И выложил тульское ружье на стол. Потом достал из кармана патроны.
Женщина посмотрела на меня. Я на нее.
Меня не интересует, как вы это сделаете! Но сделаете это до утра! Сказала она.
Я зарядил два патрона.
Пес в дальнем сарае! Там горит свеча. Когда сделаете это крикните. Я приду посмотрю. И мы рассчитаемся!
Я взял ружье и пошел по темному двору. Дверь в дом закрылась со скрипом. Я обошел дом и шел с краю огорода. Через маленькое окошко я видел, как мерцает свет от огня свечи.
Я приблизился. И вошел.
На подоконнике стояла свеча. В углу двери красное оборванное кресло. По диагонали на полу лежал старый матрац. На матраце пес, в ошейнике и на цепи.
Он был бело-серый. Серая спина. Серая морда. Серый хвост. Лицо вытянутое, как у волка. Он и был на него похож. Но примесь тоже присутствовала. А глаза были ярко-серые. Живые! Будто -человеческие.
Он лежал. Морду положил на передние лапы. А когда я вошел морду он поднял. И уставился на меня человеческими глазами.
Ты пришел убить меня!? Говорили глаза.
И я сел на кресло. А ружье положил на ноги. Я смотрел на него, а он на меня.
От крика до истерики
Я проснулся. Я так устал с переездом Вики, что меня выключило как телевизор одной кнопкой. Свеча погасла. Но в сарае все ровно было светло. Через окно сзади проникал солнечный свет.
«Уже утро!» Удивился я.
Я чувствовал себя плохо. Хотел спать. Тело ломило. Но кресло было удобное. В нем было удобно спать. И я бы с удовольствием продолжил, при других обстоятельствах.
Я посмотрел на матрац. И пса там не оказалось. В ошейнике и на цепи калачиком расположился ребенок. Он был нагой и грязный. И было ему около двух лет. Я решил, что мне показалось, и я подошел. Я вытер глаза. Но не показалось. Я стоял и наблюдал эту картину, и не успели в моей голове сформироваться вопросы, как дверь за спиной открылась и Агата проговорила.
Я же говорила тебе убить его до утра!
Я повернулся.
Где пес? Откуда ребенок!?
Это пес! Она указала рукой на ребенка.
Это ребенок!
Ребенок! Ребенок! Пошли в дом!
Я забрал ружье! И мы сели в коридоре.
Почему вы указали, что пес это ребенок!?
Потому, что так и есть!
Агата сложила руки на груди.
Это ребенок! И зверь в одном теле! Не смотри на меня так! Крыша у меня на месте. Хотя, должна была уже съехать от этого! Ты и сам все видел, Георгий!
А, что собственно я видел? Ночью пса в ошейнике. Утром ребенка в том же ошейнике. И это доказывает, что пес это ребенок? Пес утром превратился в ребенка? Мне поверить словам этой женщины? Смешно!!!
Вы шутите? Спросил я, и положил ружье на стол.
Я очень хотела бы, чтобы так и было! И я не хотела, чтобы все так произошло! Но я терпела, видит Бог, сколько могла! Но не могу больше это вынести! Больше не могу! Почему ты не убил пса? Агата встала и стала кричать!
Почему ты не убил пса?
Она кричала так страшно, что я вздрогнул. Ее крик превращался в неконтролируемую истерику. В таком состоянии эта женщина могла совершить что угодно!
Почему ты не убил не пса? Почему ты не убил его? Продолжала она. Она схватилась руками за голову, закрыла уши. А рот ее искажался в ужасных, принятых формах с дрожащими губами.
Я встал и обнял ее. Агата рыдала мне в грудь. А ее руки бросили держать голову, и стали колотить мне в грудь.
В моей голове все перевернулось. Когда человек так кричит и плачет, то сразу понимаешь, что произошло что-то ужасное. Когда слышишь об этом по радио или телевизору, ты не осознаешь это. А когда это происходит рядом ты чувствуешь испуг. Как внутри все сознание приходит в дисбаланс. Я ужасно испугался. Такому поведению должна быть причина. И я испугался тому, что Агата сошла с ума, или сходили с ума. И я испугался, того, что может дело не в Агате. Что ее ум в полном порядке. Но тогда, сказанные ее слова правда. Что ребенок это пес. И это страшно. Вот чего я боялся больше всего. И в моих ногах образовалась легкость. Ноги подкатились. Агата продолжала меня бить, но с меньшей силой. Она повисла на мне. Ее руки сомкнулись на моей шее. А голову она положила мне на грудь. Я решил, что мы упадем. Я сел быстро на стул. А Агаты села мне на колени, как маленькая беспомощная девочка. Я решал, чего же я испугался. Чего боялся больше.