Только лет через пять удалось завязать разговор, вдруг мы опять оказались попутчиками и вместе вышли. Н. показалась мне очень весёлой тогда. Только что вырвалась из глухомани, где отрабатывала положенный по распределению срок. А я, давным-давно переболевший той детской болезнью (да всё той же незадачливой осенью, пять лет назад, недолго убивался, ведь в том возрасте каждый новый день обещает ну прямо-таки радикальные перемены в мире и в тебе самом), я, кому назавтра надо было жениться, да-да! вдруг загрустил, загрустил невесть с чего. Как будто вдруг почувствовал, что теряю что-то навеки
А потом встречи наши модифицировались, хоть и остались по-своему автобусными: раза два, сидя в автобусе, я видел из окна, как Н. целеустремлённо вышагивает куда-то
И вот, теперь я встретил её здесь. Да, это была она, хотя и другая. Был миг, в этом чужом, рыхловато-мучном, будто слегка распухшем лице с неподвижно уставленными на меня, тяжеловато смаргивающими глазами проступили скраденные временем черты и совпали с образом, хранящемся в моей памяти. «Как ЭВМ, подумал я, разбивающая картинку на квадратики для сопоставления с образцом.» В своё время прочёл уйму научно-популярных книг, по разным отраслям знания, из серии ««Эврика» в том числе. Вот сейчас это и пригодилось
Какой-то проблеск мелькнул по её лицу.
Здравствуй, вымолвил я. И добавил: Н.
«Здравствуй», спокойно отвечала она. И так же спокойно смотрела на меня и как будто сквозь меня. А потом отвела глаза в сторону. Она всегда чуднáя была, Н., вспомнил я.
Снял шубу (была у меня чёрного искусственного меха, полпуда весом, на ватине), свалил на диван, глянул по сторонам. Смешное мелькнуло предчувствие: а вдруг ещё кого-нибудь увижу, знакомого? Но здесь особенно-то и не на кого было глядеть. Народу мало, не как в обычной поликлинике. Кроме Н. и двух, вернее, уже трёх моих однополчан (прибывали), две старушки сидели в другом углу, напротив выхода с лестницы, и ворчали, что сестра ушла куда-то и всё не идёт. Нет, знакомых больше не оказалось только Н. А она не смотрела на меня, сидела всё так же не шелохнувшись, как под невидимым грузом, и никуда как будто не спешила, не выказывала никаких признаков нетерпения, не то, что я. Что она здесь делает, в диспансере? А что делаю я?
Ну, как ты живёшь? бодро спросил я.
Ничего живу, медленно отозвалась она. И вдруг улыбнулась, точь-в-точь как улыбалась прежде, двенадцать, семь лет назад. Ох уж эта Н.! Садись, прибавила она отрывисто, тоже как прежде. Немного подумав, придвинула к себе пальто, лежавшее на диване. Я отгрёб шубу в другую сторону и сел с таким чувством, словно горы свернул. Но оказалось, опять решительно ничего ещё не произошло.
Теперь мы сидели вроде бы совсем рядом, но от этого не сделалось легче говорить. Н. уставилась в какую-то точку перед собой, а я с конфузливыми улыбочками начал вертеть в руках документы медкарту и военный билет. Вдруг догадался: хочу ими заинтриговать. Кого? Н.! Это её-то! Да ведь я через неё только и понял, что женщины вовсе не падки на разную романтическую чепуху. Живые женщины, в отличие от романных.
Тогда я сам начал присматриваться к ней. И разглядел розовато-мучнистые прыщики у неё на щеке. А диагноз уж не замедлил сказаться. Она не живёт с мужчиной, просёк я.
Благодари бывалых ребят, просветили давным-давно Хотя, что я? Лет до четырнадцати я вообще не слишком-то верил в премудрость их, наветом на род человеческий считал, пока не нашёл подтвержденье в каком-то учебнике для фельдшеров.
Я переложил бумаги из руки в руку а то от пота медкарта уже волнами пошла, и с кривой ухмылкой прохрюкал: «Вот, послали провериться, не псих ли я»
Н. и ухом не повела. А я кинулся поправлять наделанное: «Могут послать месяца на два, а не хотелось бы» и выжидательно покосился на неё. Нет, ничего она не поняла. Армия, переподготовка откуда ей знать эту муру.
Я перевёл дух и спросил Н., где она работает. Тоже ещё хорошенький вопрос. Бывает, встретишься с кем-нибудь: «Привет, где работаешь?» «Там-то». «А-а. Бывай». Да только надо было что-нибудь говорить. Тем более в самом деле, где она работает? я не знал.
В такой-то школе, отвечала Н. И я уж не стал уточнять, кем. Ясно, детишек пению учит.
«Я уколы сюда хожу делать», совсем-совсем неожиданно пояснила она. Я скорчил гримаску. Мне-то что. Ходит и ходит. Удобнее здесь. Школа-то её, кажется, под боком Она ничего не соображала в военной подготовке, а я столько же в здравоохранении понимал. Знал только, что несовершенно, и то ещё не по собственной шкуре, а из газет.