Улица стала расширяться, телега выехала на широкую площадь, затем сразу свернула в переулок и, проехав ещё метров сто, остановилась в тени деревьев.
Тпру-у-у, протяжно скомандовал дед, останавливая лошадей, и добавил: Приехали. Сейчас сдам тебя Нюрке. Она тебя заштопает. Будешь, как новенький.
Дед мелко засмеялся, довольный своей шуткой. Анатолий попытался приподняться с подстилки, но острая боль в виске свалила его назад.
Подожди, подожди, придержал его старик.
Он подошёл к Анатолию, осторожно приподнял за плечи, ещё чьи-то руки подтянули его ноги к краю телеги. Дед и незнакомец, который оказался миловидной женщиной, помогли ему подняться и слезть с телеги. Голова кружилась, слегка подташнивало. Но через минуту всё прошло. Правда, продолжала пульсировать острая боль в висках.
Его повели к крыльцу одноэтажного здания, на дверях которого на небольшой вывеске было написано «Амбулатория», ввели в светлую, беленую известью комнату и усадили на кушетку. Ложиться он не хотел, боясь, что будет трудно вставать.
Ну, теперь посмотрим, что там у вас, мелодичным голосом проговорила фельдшерица.
Она взяла из стеклянного шкафа какую-то склянку, оторвала клочок ваты, намочила его в растворе, подошла к Анатолию, мягкой ладонью отвернула его лицо от себя и стала промокать рану на голове.
Ничего страшного, рана неглубокая, даже зашивать ничего не надо, сказала она и спросила: Голова кружится?
Да, ответил Анатолий.
Ну, значит, есть сотрясение мозга. Надо день-два отлежаться. Можете встать?
Анатолий, не отвечая, с трудом встал с кушетки, но опять закружилась голова. Боясь упасть, он схватился за руку женщины, но головокружение тут же прошло. Фельдшерица перехватила его руку и повела к двери в соседнюю комнату.
Здесь у меня временная палата. Полежите пару дней, пока родные не объявятся.
Она подвела его к застеленной белым, чистым бельем кровати и помогла сесть.
Нет у меня здесь родных. Они далеко. Есть у вас в деревне милиционер? Участковый, например?
Нет, дорогой, милиция пока приедет, вы уже здоровеньким будете.
У нас особист есть, можешь к нему обратиться, встрял в разговор всё время присутствующий здесь старик.
Пахомыч, ты иди, мы уж как-нибудь теперь сами разберёмся, нетерпеливо оборвала старика фельдшерица.
Ну а чё? Только особисту с ним и разбираться. Странный он какой-то, Нюра, перешёл на шёпот старик. О каком-то поезде говорит, вещи какие-то не наши. Шпион, может быть? Ты как хочешь, а я к председателю сельсовета зайду. Доложу о новеньком.
Анатолий с удивлением смотрел на старика. Сам он отлично помнил, что его выкинули из поезда. Значит, там, где его подобрал дед, должна быть железная дорога. Да и телегой ехали они чуть больше часа. Не может же быть, чтобы в этой деревне никто о железной дороге не знал. Абсурд какой-то. Ещё абсурднее эта фраза о шпионах. Ему казалось, что старик специально разыгрывает его. Наверное, шутник хороший.
Мне бы переодеться, попросил Анатолий. Видите, Нюра, одежда совсем грязная. В телеге должна быть моя сумка. Мог бы Пахомыч её принести?
Пахомыч всё ещё топтался у дверей и, услышав просьбу больного, пошёл к выходу. Через несколько минут он вернулся, прижимая двумя руками к груди замаранную грязью сумку, из которой выглядывала теперь не только рубаха, но и зелёный галстук. Грязь на сумке подсохла и отваливалась слоями, падая на чистый пол.
Пахомыч, ну что ты делаешь?! крикнула, выглянув из дверей, фельдшерица. Оставь вещи у порога и уходи уже!
Пахомыч тут же развернулся, суетливо опустил сумку на пол и вышел, хлопнув с досады дверью.
Во что вы хотели бы переодеться? спросила Нюра.
В сумке должно быть спортивное трико. Под рубахами и брюками.
Нюра вышла из комнаты, недолго повозилась в его вещах и вернулась, держа в руках синее трико.
Странные у вас вещи, действительно, задумчиво проговорила она. Этикетки на них какие-то заграничные, сумка не советская.
Нюра, вы что, решили меня все тут разыграть? Про железную дорогу не знаете, а она где-то рядом с вашей деревней проходит. И о какой советской сумке вы говорите?! Советов нет уже тридцать лет!
Нюра испуганно поднесла одну ладонь ко рту, а другой замахала, как будто отмахиваясь от чего-то страшного.
Вы что? Окститесь.