— Я могу поговорить с вами как мужчина с мужчиной? Если вам надоест меня слушать, скажите, и я отвалю, идет?
— Ладно, слушаю!
— Вы, конечно, знаете во всех деталях, что произошло с вашей девочкой?
— Естественно. Я понижаю голос:
— Тип, которого тогда шлепнули, не маньяк. Тут он начинает проявлять интерес. Ничто так не придает крутому парню человеческий вид, как любопытство.
— О! — просто произносит он.
— Точно. За все заплатил не тот, а настоящий маньяк продолжает серию. Только что он замочил еще одну девицу у заставы Сен-Мартен.
Месье измеряет глубину ситуации. Его красотка, более непосредственная, бормочет:
— Работать станет совсем невозможно, “Нравственники” и так уже сволочатся…
Ее менеджер делает ей знак заткнуться, приложив указательный палец к губам.
— Почему вы рассказываете все это мне?
— Я комиссар Сан-Антонио. Это дело поручено мне, но какие бы меры я ни принимал, уследить за всеми парижскими путанами просто невозможно. — —Ну и?..
— Ну и я подумал, что господа блатные и легавые могли бы поработать вместе. Забавно, а? Объясняю: пусть в течение недели каждый сутенер присматривает за своими овечками. Блатным будет роздан номер телефона полицейского штаба. При малейшей тревоге один звонок и мои парни вступят в дело. Как вам такой расклад, старина?
Он воспринимает это очень хорошо.
— Выпьете чего-нибудь?
— Шампанский коньяк с водой.
Альфредо встает и идет в бар сообщить мой заказ. Несколько секунд он шепчется с парнем, сидевшим за одним столом с ним. Возвращается он абсолютно спокойным.
— Может получиться…
— Вы ничем не рискуете. У вас даже не станут спрашивать кликухи, когда будете звонить. Единственное, что вам нужно, — расторопные и неболтливые помощники.
— Ясно.
Я вырываю из записной книжки листок и записываю на нем номер телефона моей Службы.
— Вот номер. Распространите его. Надо, чтобы он разошелся побыстрее.
— Не беспокойтесь, все будет сделано.
— Это в ваших же интересах.
Я поднимаю стакан коньяку, который мне только что принесли.
— За здоровье ваших дам, — шучу я.
Глава 4
— Ничего серьезного? — спрашивает Фелиси, моя славная матушка.
Эктор ушел, но в столовой еще витает ею жалкий запах тощего холостяка.
— Нет, ма, это серьезно.
Я сообщаю ей о последних событиях. Она внимательно слушает меня, как девочка, которой рассказывают сказку про Красную Шапочку. Потом ее глаза наполняются туманом и она шепчет:
— Я думаю о том бедном мальчике, которого убил твой коллега.
— Я тоже о нем думал, ма.
— Он был невиновен!
— Не совсем. Я видел, как он душил девушку. Видел, ты слышишь? И он душил ее изо всех сил! Она качает головой.
— Вот только он ее не убил, понимаешь?
Конечно, это самое поразительное в истории. Хорош был тот малый, который сказал, что намерение то же самое, что действие! Между ними все-таки есть разница, а? Спросите пышнотелую Мари-Терез, которая совсем не смеялась, когда ее душили, считает ли она убитого невиновным!
— Ты знаешь, Антуан, тот несчастный мальчик… Она замолкает, подыскивая точные слова, чтобы выразить свою мысль.
— Да?
— Мне кажется, его поступок был вызван какими-то странными обстоятельствами.
— То есть?
Мама пожимает плечами и укладывает костяшки домино по одной в их коробочку.
— Чтобы задушить… подобную особу, надо быть сумасшедшим, ты согласен?
— Ну и что?
— Мне кажется, с ума не сходят в один день… Признаки этого проявляются задолго. Вот возьми мадам Бонишон, нашу соседку. Ее отправили в сумасшедший дом, потому что она хотела убить почтальона, но ее поведение беспокоило окружающих уже за несколько месяцев до того.
Вы знаете, моя Фелиси воплощенный здравый смысл. Она добрая и справедливая. Ее слова производят на меня сильное впечатление.