В 1961 году отношения между Хрущевым и Мао Цзэ-дуном были уже далеко не блестящими. Совершенно исключается, чтобы Хрущев принял решение "спрятать" больного космонавта в Китае, тем самым открыв именно китайцам такую важную тайну, как неуспех первого космического полета. Одно это соображение, вместе с тем неоспоримым фактом, что В. Ильюшин действительно лечился на китайском курорте, начисто опровергает часть версии, относящуюся к нему.
Весь конфуз с заграничными сообщениями о каком-то неудачном полете проистекает из советской секретности, порождающей и слухи, и газетные "утки". Причем виноватыми в таких случаях всегда оказываются в СССР "стрелочники". В данном случае вина была возложена на тех нерадивых цензоров, которые пропустили в продажу тот злосчастный номер "Дейли уоркер". По слухам, в почтовой цензуре был устроен настоящий погром. А вскоре после этого покинул Москву и корреспондент "Дейли уоркер" Деннис Огден. Советское начальство стало относиться к нему холодно...
Пятнадцатого апреля в Доме Ученых на Кропоткинской улице в Москве состоялась пресс-конференция Гагарина. Председательствовал на ней Президент Академии наук химик Несмеянов. О его скором преемнике Мстиславе Келдыше никто тогда не знал: ему, "Теоретику Космонавтики", так же, как и "Главному Конструктору" Королеву, чьи титулы без фамилий всячески склонялись в печати, запретили даже появляться в зале. А позади Гагарина и академика Несмеянова сидел за столом пресс-конференции рослый симпатичный человек, лицо которого можно даже увидеть на фотографиях, опубликованных 16 апреля 1961 года в советских газетах. Имя этого человека нигде не значилось, но мы-то, научные журналисты, узнали его сразу: то был главный цензор по космосу Михаил Галактионович Крошкин.
Этот человек появился на нашем горизонте в конце 1957 года, сразу после запуска первого спутника. Появился он таинственным, типично советским способом. Цензоры всех газет, журналов и радио получили инструкцию не пропускать в печать никаких сообщений, касающихся космоса, без предварительной визы "товарища Крошкина". А на вопрос "кто такой товарищ Крошкин?" цензоры уклончиво отвечали, что "он сидит на Молодежной улице, в Советском комитете по проведению Международного Геофизического года". И правда, он там сидел, только на его двери значилась не фамилия "Крошкин", а знаменитая надпись "посторонним вход воспрещен", украшающая дверь любого цензора.
С развитием космических событий работы у Крошкина, естественно, все прибавлялось, и вскоре у него появился сотрудник, некто Хлупов. Потом еще один, еще... Скоро это уже было целое учреждение -- только без названия. Часто туда приходилось писать письма: направлять на просмотр статьи, отвечать на запросы об авторах и источниках и так далее. В таких случаях письма адресовали так: "В Советский комитет МГГ (Международного Геофизического года). Тов. Крошкину".
Потом Международный Геофизический год кончился -- а учреждение Крошкина осталось. Его надо было срочно как-нибудь назвать. И название придумали такое: "Междуведомственная Комиссия по исследованию и использованию космического пространства при Академии наук СССР". С Молодежной улицы "комиссия" перебралась в здание научно-исследовательских институтов Академии наук по улице Вавилова, 18. Теперь все статьи по космосу стали направляться на предварительную цензурную проверку по этому адресу.
В былые времена сотрудники редакций -- не обязательно даже главные редакторы или ответственные секретари -- довольно просто проникали к Крошкину. Ему звонили по телефону и говорили: "Михаил Галактионович" (а то и "Миша"), у меня срочный материал, я подъеду".