Жаловаться надо прокурору, бабуся. Заявление надо писать на зятя.
А это уж мне лучше знать, чего мне с зятем-то делать. Это я сама знаю Он, зять-то у меня, если примется работать гору может свернуть. Да! Бывало, за один день на корову сена накашивал. Дрова, бывало, привезет и за вечер все дрова расколет. Силища-то у него неоколесная. Местные жители за это прозвали его «ломовщиной». Бывало, лошадь воз сена не может в гору вытащить. Никитка увидит, за оглоблю схватится и вытащит воз на гору. А первенец его в два года тридцать килограммов весил, полбуханки хлеба съедал в день. Вот!
Да что вы за люди такие? Как говорить-то с вами? взмолился следователь.
Чего это?
Пошла вон, старуха!
На следующее утро следователь Водопьянов из Пентюхино сбежал. Накануне этого события он случайно узнал, что еще с вечера по селу стал ходить седовласый мужик в серой промасленной оболочке с какой-то большой бумагой в руках и собирал подписи в защиту семьи Горбуновых, которые пострадали при последнем пожаре. А местные старухи сошлись в староверской молельне и стали распределять вопросы, кто на что будет жаловаться государственному человеку с погонами.
Собирались жаловаться на председателя сельпо Ивана Петровича, потому что продуктовый магазин работает два дня в неделю, и ничего хорошего в нем нет. На директора Красновятского райтопа за то, что не обеспечивает дровами даже пенсионеров, но повадился приезжать на казенной машине к местным вдовушкам. На председателя сельской администрации Ивана Кузьмича за то, что Дом культуры все время на замке, церковь, приспособленная под склад хлебопродуктов, разрушается, а колокол на ней звонит только во время пожара. На председателя колхоза, потому что лугов не дает для частников, огороды обрезает, техникой не обеспечивает в срок. На инспектора рыбоохраны Матвиенко за то, что рыбачить в половодье не позволяет, хотя в это время испокон веку на Вятке рыбачили, и рыбы от этого не убывало. На жизнь, большей частью безрадостную в вечных трудах и заботах, где всё через силу, через не могу, и где красный вертолет в синем небе это такое большое чудо, что с ним ни за что не хочется расставаться, не докопавшись до его счастливо парящей сути, не завладев крохотным кусочком чужого, но такого желанного счастья.
Любитель сусликов
Однажды, приехав на родину из северной столицы, я решил прогуляться по берегу Вятки возле Пентюхина и встретил там Ивана Никифоровича, потомственного колхозника, про которого слышал не раз, но лично с ним знаком не был. Иван Никифорович сидел на берегу, свесив ноги с глинистой кручи, и смотрел куда-то вдаль своими маленькими хитровато прищуренными глазками.
Я присел рядом. Мы разговорились, стали вспоминать прошлое. Я спросил его, как сейчас живет село? Чем дышит? Он видимо ждал этого вопроса, потому что заговорил с готовностью.
Как живет? Как живет? начал он. Хорошо живет. А как ещё? Люди сейчас живут свободно, можно сказать, весело. В соответствии с новыми веяньями. Правда, в последнее время почти никто на работу не ходит.
Почему? переспросил я.
Потому что ходить стало некуда. В прошлом году последнюю ферму в нашем селе разобрали. Крышу сняли, шифер с неё продали, чтобы за электроэнергию рассчитаться, а сама ферма стоит ещё. Стены каменные, добротные, издалека видать. Правда, рамы оконные тоже потом куда-то делись. Рамы вещь нужная. Их на теплицу можно приспособить, на веранду, или ещё куда. А когда рам не стало, да ещё крыши нет тогда уже и за потолки мужики принялись, потом за полы.
А колхоз?
Есть, пока что, колхоз. Как не быть. Числится. Даже председатель колхоза имеется и главный бухгалтер. Вот только механизаторов всего два человека осталось. Это потому что у нас в колхозе всего два трактора на ходу.
Иван Никифорович немного помолчал, а потом продолжил:
В газетах-то пишут, будто всё у нас в России есть, всё хорошо в сельском хозяйстве, только мы работать не можем, как следует. Пьянствуем всю дорогу А я так скажу, ничего у нас нет. Ни прав, ни власти, ни порядка. Вот, к примеру, солярки в нашем колхозе давно не числится. Пока коровы на ферме были и солярка была, а сейчас всех коров прирезали после посевной, чтобы за дизельное топливо с банком рассчитаться. И всё. Сидим сейчас без денег Ну конечно, у нас ещё лошади есть. Три штуки. Два гнедых мерина и одна кобыла. Только, что от них проку. Раньше-то на них огороды пахали и картошку садили, а сейчас как-то отвыкли уже. Да и упряжи для этих самых лошадей в колхозе нет. Кто-то всю упряжь по ошибке домой утащил: и хомуты, и подпруги, и чересседельники. Потом и плуг куда-то запропастился, и плетёный из лозы тарантас, на котором председатель колхоза по праздникам выезжал Да впрочем, что об этом говорить. Поздно уже Поля, вон, и те травой зарастают в последнее время. Обидно, конечно, зато красиво, особенно ранней весной. Береза на наших полях хорошо прижилась и осина, и тополь тоже. Это уже не поля, а самые настоящие перелески. Через двадцать лет здесь лес будет шуметь. В Европе к тому времени всё вырубят, в Америке тоже, а у нас этого лесу будет пруд пруди