Между тем туман уже настолько сгустился, что за его пеленой даже деревья стали казаться расплывчатыми. Всё вокруг стало беловатым, седым, и только где-то справа в темном небе угадывалось ледяное пятно луны.
В какой-то момент Володе показалось, будто он видит на бугре возле мертвых волчат белый профиль волчицы с понуро опущенной головой. На всякий случай он вскинул ружье, прицелился, присмотрелся, но стрелять не стал, потому что волчицы уже не было видно. Только белые клочья тумана, всплывающие откуда-то из тёмной бездны. Он вспомнил точно такую же холодную белую ночь на границе, густой подлесок дальневосточной тайги, невысокие сопки, покрытые кедрачом, блестящую, круто петляющую ленту горной речки внизу, своих армейских товарищей
Короче говоря, он не заметил, когда его сморил сон, а когда проснулся то спросонья не понял, что собственно произошло? Почему Марьянов нервно расхаживает по сосновой гриве возле того места, где они вчера оставили волчат, и орет:
Ну, охотнички! Ну, волчатники! Куда вы смотрели, мать вашу! Волчица всех волчат перетаскала, пока вы спали. И зачем только я с вами связался. Надо было Гришку Никулина взять или Петьку Малышкина. Знал ведь, что с вами каши не сваришь Что я сейчас областному начальству предъявлю? Как отчитаюсь?
После этого долгое время охотники не встречались. Фаркоп ремонтировал машины на станции техобслуживания, Володя возил лес в Уржумском лесхозе, а про охотоведа Марьянова вообще ничего не было слышно.
И вот однажды судьба свела их снова. Володя Романов и Петя Фаркоп выпили по рюмке водки в одной неприметной закусочной на окраине Красновятска, разговорились, стали вспоминать старое, и в этом разговоре как бы между делом Фаркоп поведал Володе, что их общий знакомый, охотовед Марьянов, пропал два месяца назад где-то на Светлых озерах за рекой.
А до этого у него, говорят, крыша поехала, уточнил Фаркоп, он всем стал рассказывать, будто за ним белая волчица ходит. Как только он вечером в леске каком-нибудь из машины выйдет она тут как тут.
Белая горячка, наверное, а не белая волчица, заключил с иронией Володя, он ведь всегда порядочно выпивал.
Да в том-то и дело, что бросил. Как только его эта волчица стала преследовать так сразу и бросил Но самое главное вовсе не в этом.
А в чем? с некоторым недоумением переспросил Володя.
В том, что белая волчица, видимо, на самом деле существует Я тоже видел её однажды недалеко от того места, где мы раскопали логово. Сейчас там стараюсь не появляться. Мало ли чего. А Марьянова второй месяц найти не могут. За грибами ушел и исчез. Как сквозь землю провалился.
Дичь
Свое ружье мы сделали из кочерги. В народе говорят, что кочерга иногда тоже стреляет; так вот эта кочерга представляла из себя ружейный ствол, насаженный на палку для удобства. Мама мешала им угли в печи, и однажды мы на это обратили внимание. Бывает в юности такое время, когда очень хочется романтик, и для того, чтобы эта романтика была ближе, непременно нужно чем-нибудь вооружиться, чтобы не бояться темноты.
Ствол, который мама использовала вместо кочерги, мы алюминиевой проволокой прикрутили к прикладу, отдаленно напоминающему лопату, а ложе и цевье выменяли у братьев Кузиных на сломанный граммофон, изготовленный товариществом «Тихомиров и К°» в одна тысяча девятьсот втором году. Наше ружье получилось довольно несуразное, но страх оно действительно внушало. И скорее всего не только у нас.
У Володьки Бабина, нашего лучшего друга, был на руках дедушкин обрез шестнадцатого калибра. У братьев Поповых двустволка подарок представительного дяди из Ленинграда, которого мы называли Робинзоном. А у братьев Коршуновых берданка. Про них и говорить нечего. Они могли убить кого угодно.
Ранней весной мы начинали охоту на уток. У бакенщика Афанасия Гавриловича брали большую весельную лодку и переправлялись на ней через реку, туда, где в цветущих зарослях ивняка уже гудят пчелы.
Приставали к невысокому берегу, продирались сквозь колючий шиповник на луга и шли к Мякоти. Так называется небольшое озеро, густо заросшее камышом и расположенное в дальнем конце Журавлиного острова. К озеру подкрадывались, чуть дыша, чтобы не спугнуть дичь, а потом осторожно расходились по своим местам.
Мы с братом обычно занимали место под раскидистым ракитовым кустом, лиственные пряди которого спускались почти до самой воды, а возле корня было небольшое сухое пространство. Брат устраивался там поудобнее, потому что в его руках было наше ружье стреляющая кочерга, а я садился где-нибудь рядом.