А здесь волков нет? робко спросил Рома, показывая в сторону болота.
Нет, неуверенно ответил Самсонов, откуда им здесь взяться.
Вам холошо, вы высоко живёте, вас бандитам тлуднее убить. А нас могут ночью пелебить, потому что мы внизу будем жить. Возьмите меня к себе, я не буду баловаться. А если, вдлуг чё, то можете и лемнём, я не обижусь. Возьмите, а? и Рома с надеждой заглянул в глаза Виктора Сергеевича.
Ответ последовал такой:
Мне не жалко, но понимаешь, Рома. Я роман пишу. А человеку творческому необходимо работать одному.
Тот, тяжко вздохнув, опустил худые плечи.
Так я и знал, но мы с вами тёзки. В его глазах опять мелькнула искорка надежды.
Какие же мы тёзки?
Вы сказали, что ломан пишите, и я Ломан. Значит, тёзки.
Виктор Сергеевич даже рассмеялся, и как можно популярнее разъяснил, что роман это не человек, а форма литературного произведения.
Значит, я не человек, а фолма. Я то и не знал. Самсонов непонимающе посмотрел на него и, сдерживая своё раздражение, как можно спокойнее, ответил:
Имя Роман пишется с заглавной буквы. Роман с маленькой буквы это форма произведения. Теперь понятно?
Понятно, значит, я с большой буквы. Рома стеснительно заулыбался. Спасибо. Дай бог вам здоловья.
Тот, которого звали, то ли Аполлоном, то ли Апостолом, задумчиво ковырял пальцем в правом ухе. Придурковато открыв рот, он, не мигая, смотрел в сторону яркого утреннего солнца. Видимо вспоминал своё имя.
Вспомнил! вдруг заревел рыжий. Я же бог красоты!
У меня даже документ раньше был! Метрики.
Значит, его зовут Аполлоном, если он «бог красоты», отметил Виктор Сергеевич, с любопытством разглядывая совсем не пожилого сына Снежаны Морозовой.
А сколько тебе лет?
У того с лица моментально сбежала радостная улыбка. Он задумался, от чего на лбу резко обозначились старческие морщины.
Вот сколько, сказал неуверенно Аполлон, показывая на одной руке четыре пальца, а на другой два.
Самсонову надоело участвовать в этой комедии и он, сняв с гвоздика ключ, открыл дверь комнаты Морозовой. Войдя, удивился: «Откуда мне это всё, вроде бы как, знакомо? Стены, обвешанные фотографиями, стенные часы, диван, два пустых стакана с осадками красного вина, недопитая бутылка». Когда взгляд дошёл до кровати, в душе Виктора Сергеевича что-то шевельнулось. «Откуда же мне всё это знакомо? Я никогда не заходил в эту комнату». Как и на странные предыдущие обстоятельства, он не смог найти окончательного логического объяснения. Ему показалось, вернее, промелькнуло подозрительное чувство: «уж не слишком ли много скопилось этих странных обстоятельств за такой короткий срок?» А они появлялись, и застывали перед ним в виде огромного, неприступного вопросительного знака.
Располагайтесь, сказал Самсонов, только двоим, придётся спать вместе.
Чур, я на полу! обрадовано объявил Аполлон.
Нет, я!
Нет, я!
Они стали спорить, кому спать на полу. Рома в споре получил несколько подзатыльников от Вани. Потом они решили применить детскую игру «считалку», но, выяснив, что никто из них не умеет считать, уступили место на полу самому старшему, Аполлону. Тот расцеловал своих братьев и, не раздумывая, развалился посреди комнаты. Ещё он сказал, что через него надо перешагивать.
Виктор Сергеевич даже испугался столь странному поведению этих людей и поспешил побыстрее избавиться от них, но, уходя, услышал робкий голос Ромы:
А вы нас не будете пугать?
Нет-нет, поспешно ответил он и облегчённо выдохнул, когда захлопнул за собой дверь. «Ну и сыночки. Где она таких придурков откопала? Дебилы. Не хватало, что б я ещё их и пугал. Надо ж»
Самсонов решил пойти к морю, малость развеяться. Спускаясь по лестнице, заметил кота, который расположился на колодезном срубе. Он внимательно смотрел в глубину колодца, не обращая внимания на проходившего мимо Виктора Сергеевича. Но зато, за Самсоновым из окна пристально наблюдали большие глаза Ромы, полные необъяснимой тревоги и застывшего страха.
То, что творилось в голове у Виктора Сергеевича, описать трудно. Там всё так запуталось, так заплелось, что не распутать и не расплести. А тут ещё объявились, как снег на голову, Морозовские сыночки.
Несмотря на то, что солнце уже припекало, Самсонова пробирал нервный озноб. Оказавшись на берегу моря, он не стал раздеваться, а о водных процедурах и думать не хотелось. Присев на горячий камень, он уставился на линию морского горизонта.