Для «Первоцвета»! ору что есть голоса.
Сама что ль перекидаешь дальше? ответно шумит он. Эй, наняла б кого, а? Тяжелый груз-то.
Да-да!
От сердца отлегло: приветливый почтовик. А прошлый меня обругал, ведь я не узнала его, хотя груз получала не раз. Обидно за минуту много ли объяснишь? Я даже извиниться не успела. Стояла, как помоями облитая. Ну да ладно. Всякое бывает.
Спасибо! повторяю тише. Из вагона уже летят мешки, тюки. Как вы ловко
Почтовик кидает прицельно, без грубости. Вещи укладываются в рядок на насыпи. Уворачиваюсь от последнего тюка он легкий, но объемный подбираюсь вплотную к вагону и ставлю на пол корзинку. В ней булочки, морс, ветчина. Я успела усвоить, что почтовые люди живут «сменами», им приходится оставаться в вагоне все время пути от столицы и до конца отведенного участка. Заступая в смену, почтовики принимают и раскладывают груз, в пути следят за его сохранностью много мороки. А зимой каково? Дверь сдвижная: открой на миг, и мороз вломится в вагон безбилетником, нахальным и неодолимым! И постоянные переезды, и бессонница. Парень, который выгружает мои тюки и мешки, уже полные сутки безвылазно в вагоне. Называется его должность по-правильному сопроводитель.
И тебе спасибо! кричит почтовик, перекрывая гудок паровоза и отвлекая меня от бесполезных мыслей. Бывай, землеройка!
Едва расслышала. Состав хрустит сочленениями позвонков-вагонов, вытягивается с Луговой дальше, резвее Место здесь презабавное, за станицей начинается рельсовая дуга с подъёмом и спуском, поезда набирают ход, выгибаются и ныряют в небо.
Значит, уже выгружал для меня, смущенно сообщаю себе, слушая, как удаляется поезд. Ну да, это же он помог в самый первый раз! Точно. Я плела глупости и заикалась, а он не ругался, что копуха и порядков не знаю. Добрый дядька. Хорошо, что корзинка не досталась тому охальнику. Очень хорошо
Заговаривать себе зубы полезно. Не желаю думать о грузе! И так, не думаючи, знаю, что за спиной громоздится гора выше моего роста. Обернусь, и сделается до жути ясно: во-он сколько навалено тюков и мешков, а я одна, и одной мне надо то есть не мне, а моему нанимателю из славного и богатого дома Дюбо.
Зажмурилась и мечтаю, чтобы нашлись добрые воры и умыкнули хоть половину груза! Я не подглядываю. Я и крика поднимать не стану.
Да уж. Воры не добрые, они умные! На кой им дерюги и прочее-разное, вроде краски для опилок? я вздохнула и строго приказала себе: А ну, оборачивайся. Хватит мечтать, таких чудес не бывает. Воров окрест вовсе не водится, как и случайных добрых пассажиров грузчики, и те заведутся через неделю, если не позже.
Не хочу открывать глаза! Под шторами век залегла особенная утренняя тьма спокойная и легкая. Она раскрасила звуки и спрятала душевную горечь. Если не открывать глаза, а поворачиваться на ощупь, слушая, как хрустит гравий под башмаками, можно ощутить грань миров лесного и людского. От людского пахнет сажей, креозотом и железом. Лесной дышит росой, наплывает крепнущими трелями птиц, насыпается шорохом листвы, набегает волнами травянистого ветра
Рассвет мое любимое время. Свежесть хрустальная, и вся она пронизана птичьим гомоном. Вуаль тумана кокетливо и неплотно укрывает дальний лес, а к ковру ближнего луга она крепится иглой вокзального шпиля. На кончике традиционный для путевых строений знак солнца, крест в круге. Он уже принял лучи восхода.
Хорошо рисовать мир с закрытыми глазами! Недостатки зрения не мешают. Вот разлеплю веки, и что увижу? Уж точно не знак солнца, куда мне с моими глазами! Я разберу разве что пятно: золотистое, совсем размытое. Даже сощурясь
Барышня, не ваш ли будет во-он тот шарабан? прошелестели мне в ухо.
Ой! Вот зачем так подкрадываться? от неожиданности я подпрыгнула, оступилась Но не упала, а удачно осела на тюк, мягкий и объемный. Напугали.
Даже не пробовал пока, доверительно сообщил тот, кто подкрался. Но если ваш, я поздороваюсь и наймусь в грузчики. В оплату довезёте до Луговой. Если же не ваш, то будьте уж так добры, скажите, чей.
Типичный вор, буркнула я, мельком оглядев незнакомца и надеясь, что он не расслышит.
Парень сразу показался опасно похожим на воплощение мечты о внезапной убыли груза. Весь подобранный и дерзкий, лет двадцати пяти, хотя по нему возраст не читается. Но наверняка старше меня. Некрупный, худощавый. И еще: он человек города. Стоит на рельсе в пол-оборота ко мне, не шелохнувшись. Одет в темное, складно по нему обмятое. Пострижен так коротко, что на макушке и возле ушей сажево-черные волосы смешно топорщатся. Кожа от природы смугловатая: бледному по весне так не загореть. Лицо скуластое, глаза смотровые щели. Типичный вор. Ну, как я себе представляю воров. Теоретически.