Люба, который уже день, всё более осмысленным взглядом осматривала палату. Двигаться по-прежнему не хотелось, в голове роились обрывки мыслей, не сплетаясь в единое целое, но с каждым часом в пробудившемся сознании крепло желание жизни. В нешироком секторе обзора перед девушкой, кроме стен потолка и двери, вот уже не первый день маячила согбенная фигура женщины в чёрном платке с заплаканными глазами и горестной складкой у некрашеных губ. Странная посетительница старалась поймать взгляд Любы и, не переставая, говорила скорбным голосом, словно молясь в сектантском исступлении:
Ах, Любочка, бедная деточка, какого страха все мы натерпелись в ожидании страшного исхода. Но ты воскресла, смертью смерть поправ. Иже еси и даждь нам днесь! Повороти свои глазоньки на мой голос и дай знак, что слышишь меня. Пошевели хоть пальчиком, хоть ноготком или просто похлопай ресничками, как советует доктор для восстановления моторики и развития умственной деятельности. Посмотри же на меня, ведь это я, твоя мама.
В этом месте своего ежедневного молебствия женщина начинала громко рыдать и целовать бескровные пальчики предполагаемой дочери. Буквально через пару минут в больничную палату вбегала дежурная медсестра и принималась наводить медицинский порядок:
Марьяна Тихомировна, начинала она со строгостью, но без злости, Марьяна Тихомировна, опять вы за своё! Уже неделю одни и те же слёзы и причитания. Главврач приказал пробуждать только положительные эмоции задушевными разговорами, а не слезами и рыданием. Рассказывайте ей истории со счастливым концом, как в вашей жизни.
Марьяна обычно после этих слов утишала своё страдающее сердце и продолжала далее без надрыва и слёз:
Любаша, твоя мамочка почти месяц тому назад нашла тебя в этой больнице, увидев в новостях по телевизору, как тебя раздавил автомобилем сын олигарха. Я ведь сразу узнала тебя по родинке под правым глазом, такой же, как у меня, и у твоего младшего братика. Ведь я тебя часами разглядывала в родильном доме перед кормлением грудью. Да что там! Я тебя из рук не выпускала, пока меня не свалила послеродовая горячка от сквозняков. Меня тогда отвезли в общую палату инфекционного отделения, словно непригодную к дальнейшей жизни, а тебя в Дом малютки, как бесхозную при потере кормящей матери. Я лежала с биркой на ноге, а у тебя на ручке остался лишь шнурок от родового ярлычка, пропавшего по недогляду ночной сиделки. И о нас некому было побеспокоиться кроме государства, так как твоя мамочка к моменту зачатия уже была круглой сиротой. А твой папа погиб от парашюта, как лётчик-космонавт и испытатель техники на орбите. Так что некому было нас приголубить, протянуть руки или стакана в этом месте неутешная мать вновь начинала точить слезу на казённое одеяло и тревожить Любочку всхлипываниями во весь голос, долетающими до приёмного покоя. Тогда приходил дежурный врач и ставил Марьяну Тихомировну на место:
Любезная, строго выговаривал он, сколько можно говорить одно и то же? В данном случае слезами горю не поможешь. Любовь уже привыкла к вам, через недельку-другую встанет на ногу, а у вас не то что материальной компенсации от Козельского нет, но даже не на что приобрести подходящий костыль для дочери, если верить вашим словам. Ведь Роман Вениаминович давно прекратил выплаты, разлюбив вашу, извините за резкость, калеку-дочь. Надо шевелиться, дорогая Марьяна, не всё же Любочке на одной ноге прыгать! Давите на фирму «Козельский и сыновья», естественно через адвокатов и судебную систему. К тому же, вы и перед нами в долгу, как в шелку.
Сердце матери взывает! на пятый день рациональных увещеваний, осушив слёзы, безутешная мать твёрдо сказала: Сердце вдовствующей матери не потерпит унижения дочери перед каким-то олигархом. А поэтому, доктор, купите у меня почку или что-нибудь из других органов, которые в двойном экземпляре, и мы красиво разойдёмся, каждый по своей дороге. Вы с прибылью, а мы с гордо поднятой головой.
Мама, только не эта жертва, словно глас с небес, послышался слабый голосок с больничной койки. Мама я уже при памяти и всё слышу! Не губите себя инвалидностью. Хватит и меня одной. Нам ещё придётся учиться заново жить, когда лишь вы будете опорой. Попросите в долг у добрых людей по телевизору на отечественную коляску. Мы потом отдадим с процентами от пенсии. Маменька, я ведь так долго ждала тебя живой и здоровой, что не вынесу новой потери в случае вашего летального ухода при неудачной трансплантации органов, вскричала благородная девушка и лишилась неокрепших ещё чувств.