Фиксируя подобные во многом парадоксальные формы коммуникации, Лехциер представляет их моделями социального взаимодействия, разворачивающегося в том или ином «пограничном» пространстве»: в случае Стивена между жизнью и смертью. Надо сказать, что «жизнь» и «смерть» в поэтических текстах Лехциера не только экзистенциальные данности, как можно было бы подумать, а социальные категории, для обсуждения которых поэт активно использует чужую речь, чьей фактурой буквально заворожен. При этом между повседневной речью, историческими документами, научными описаниями, публицистическими и философскими репликами, литературными пассажами не выстраивается иерархических отношений. Различные типы дискурса работают на создание «общей картины», которая рассматривается с максимально возможного количества ракурсов, от обыденного до научного. Вот характерный пример, в котором один модус высказывания резко монтируется с другим, создавая своего рода мерцание между «ничьей» и «чьей-то» речью, развивающимися по собственным траекториям (или, как сказал бы сам Лехциер, ситуативно: «картина мира чинится на ходу»), но при этом не теряющими из виду содержащееся в тексте сообщение:
Генетическая паспортизация нарушает права
если она тотальна, если к ней принуждают
откроем бутик молекулярный, будем шить
по заказу индивидуальному, как велит нам
британский минздрав, поучаствуем в производстве
тревоги, каждому по геному, от каждого
по согласию на предсказание
превентивные меры ввергают в сознание угрозы
я хочу по старинке: узнать, опоздать, умереть
35-летняя Барбара, мать двух детей с нехорошей
семейной историей по линии рака
просит врача промолчать
В центре данного поэтического текста обсуждение одной из ключевых проблем биоэтики, в которое постепенно вплетаются проблемы, относящиеся к другим дисциплинам философской направленности. Причем данное обсуждение не просто фабула текста, но, скорее, композиционная схема, позволяющая подчеркнуть ситуативность и интерактивность, возникающие в результате вовлечения читателя в полемическое пространство текста. Вообще «homo polemicus, для которого главное уцелеть» это не просто одна из важнейших фигур в поэтических и научных текстах Лехциера, но и единственно возможный сценарий поведения для интеллектуала в современном мире, тогда как молчание «создает тиранию интимности, умолчания более нерелевантны, молчуны подозрительны». При этом я бы не назвал поэзию Виталия Лехциера ангажированной в том смысле, который придают этому термину (пост)марксистские авторы: он не стремится защищать интересы того или иного социального класса, но, если угодно, отстаивает право на существование случайности, ситуативности, в которой могло бы возникнуть новое сообщество, где каждый без исключения голос будет услышан.
Денис ЛарионовМожем ли мы надеяться?
(Медицинская антропология)
Приёмный близнец
Его мама отрицала эти школьные ярлыки
описывая его как замедленного, своеобразного
замедленные дети из бедных чернокожих районов
в 90-х им ставили диагноз задержка развития
неспособность к обучению, записывали в категории
но он может слышать то, что не слышат другие
а это приёмный близнец, семейное изобретение
замедленному мы подбираем брата или сестру
семейная работа, я сама приглядывала
за тётей (на два года старше), ходила с ней
на занятия, чтобы дети не очень дразнили
другая мама говорит: он становится мишенью
не может войти в компанию
и она организовала магазинчик в доме
где он может продавать конфеты
и газировку соседским детям
отсчитывать сдачу, работать с деньгами
и дети его узнаю́т, он учится навыкам
всё безнадёжно, если быть невнимательным
если педалировать драматическое неравенство
комбинацию бедности и расизма
инвалидности и социальных структур
медицина верхушка айсберга
мы можем быть слепыми перед мощными
и невидимыми практиками надежды