Ты подумай, сразу сообразил, как тебя звать. Раз только видел, имел право позабыть.
- Гурьевна? - сказала она с сомнением. - Вы уверены? Он сейчас Гарри.
- Сейчас Гарри, а в Казани был Гурий. Как тебе мама-то сказала?
- Мама сказала, что вообще-то вы на нее западa ли, - ответила она, засмеявшись. - Ухаживали, я имею в виду. Были непрочь. Это так?
- Мама твоя - дура. - Он никак не мог вспомнить ее имени. - Фантазерка и дура. Потому и осталась на бобах. При незаурядной, я бы сказал, миловидности.
- Ничего она не осталась. У нее сейчас Иннокентий Саввич. Он вас знает.
- Да знаю я его. А еще лучше знаю Савву. Давно живу. А ты... - Он сделал рукой змеистый жест сверху вниз, будто бы обрисовывающий фигуру. - Ты вообще кто? Как вы говорите, по жизни.
- А вы не в курсе? - Она опять рассмеялась и мотнула головой в сторону толпившихся. - Я Зина, Зина Росс, топ-мo дел намба уан. Я, знаете, сколько получаю! Когда работаю. Я самая вожделенная невеста мира... Одна из.
- И так запросто ходишь?
- Если бы! - И она показала себе за спину, ему за спину и на мостовую. Там из второго ряда мигал габаритными огнями темно-синий "Ягуар". На Волхонке, в виду Кремля, неплохо. В трех шагах за ее плечом стоял амбал, которого Каблуков до этой минуты принимал за протырившегося ближе всех зеваку, и, на шаг отстав от этого, еще один. Оглянулся: и в его затылок уставился такой же. Все они своим видом показывали одновременно, что идут каждый сам по себе. Что обладают независимостью, в результате которой они вот так хотят здесь, туда, на таком расстоянии от нее и с той же скоростью, что она, идти, а ухмылкой, одинаково, как короткая прическа, прилепленой к физиономии, что солидарны друг с другом.
- Живописная группа, да? - сказала Ксения. - Я имею в виду, мы все.
Он увидел сценку со стороны: она - нездешняя птица, несусветная красавица высшей категории недоступности; он - серая ковбойка с пропотевшим воротником, мешковатые молескиновые штаны, бобрик соль-с-перцем, солт-энд-пеппер, вышивка морщин по лбу и щекам, подвыцветшие голубые глаза. Почти Голливуд. И эти трое мейерхольдовских арапчат из лагерной постановки. И этот автомобиль как часть грубо решенной мизансцены: интерьер квартиры на Парк-авеню - ресторанный кабинет в Лас-Вегасе - "Звездные войны" глазами вторгшихся на Землю марсиан. И этот полукруг загипнотизированной ими массовки.
- Вы не представляете, что у меня за жизнь, - продолжала она. - Этих с шофером трое. Плюс менеджер. Вот и вся моя компания. Стилисты, визажисты без имен, без лиц. Бесконечные ребята от такого кутюрье, от сякого кутюрье на кого я работаю. Этих я только вижу и нюхаю: прически, пиджаки, майки, наманикюренные руки. У меня квартира, я не знаю, сколько метров, триста, четыреста, - и я в ней одна. Вот с ними.
- Пристают?
- Никто не пристает. Все гомосексуалисты. Это входит в договор. Я так обрадовалась, когда вас узнала.
- Подруги?
- Какие подруги? Вы знаете, кто они? Мы конюшня. Можно я к вам в гости приду? Я только у мамы бываю. Один стоит у дверей на лестнице, другой на балконе. Сколько я их так могу держать? Мама приезжает ко мне. Она - все мои подруги. Она и бабушка. Я вам все расскажу, если приду.
- Запиши мой номер. Хотя я сейчас редко дома сижу.
- А жена не будет против? Женщины меня не любят. Вы ведь с женой живете?
- Она не будет против.
Он протянул ей руку, она подала свою, просто выдвинула вперед и так оставила.
- Руку надо пожимать, - сказал он. - Еще раз.
Они повторили, она с изяществом, коротко и легко, - ответила ладонью на его пожатие, потянулась губами к щеке, чмокнула, рассмеялась еще раз и потопала к машине. Тут же обернулась: "Может, подвезти вас?" Он махнул рукой и зашагал к метро.