И, тем не менее, Холмс опять вернулся к основной теме, что же это все-таки за книжица, Ватсон? Как называется? О чем? Что-то, наверняка, философическое. Эти русские через один сплошные философы.
А вот и нет! Тут Холмс, ваша хваленая дедукция вас подвела. Никакой философии. Просто обычный случай из жизни, правда, не совсем ординарный. А сочинение называется так я несколько замешкался, ища наиболее адекватный перевод этого карточного термина. По-английски это должно, наверное, звучать как «The Queen of spades» или что-то в этом роде. Тут я полный профан. Вы же знаете, Холмс, я никогда не брал в руки карты. Гольф или, этот снова входящий в моду биллиард, где нужна крепкая рука и верный глаз, вот настоящий спорт для истинного джентльмена!
Подождите, подожди! Я что-то не совсем вас понял, как это «в переводе»? Холмс быстро вскочил со своего кресла, в два шага, оказался рядом со мной и тут же вернулся обратно. Теперь моя книжонка была уже в его руках, а лицо выражало крайнюю степень удивления. Я никогда даже не видывал его таким. И кокаин, как вы догадываетесь, был здесь уже совершенно ни при чем. Он поворачивал тоненькую брошюрку и так, и эдак, перелистывал ее, с удивлением глядя на непонятный ему текст, обнюхивал снаружи, и заглядывал внутрь, снова смотрел, изумляясь, на ее обложку
Ватсон! с какой-то хрипотцой в голосе обратился он ко мне, обретя, наконец, дар речи, Ватсон! Вы что умеете читать на этом жутком, тарабарском языке???
Да, скромно отвечал я, стараясь не показать ему, как мне приятно это его неподдельное восхищение моей персоной. По-видимому, это было то единственное достоинство, которое ему удалось обнаружить во мне за все годы нашей с ним довольно плотной дружбы.
Да, повторил я, ваш покорный слуга научился этому в Афганистане, в госпитале, где на протяжении нескольких месяцев моим пациентом был один тяжелораненый русский офицер. Потом, когда я уже сам получил ранение и тоже занял место на больничной койке, у меня образовалось масса свободного времени для закрепления и совершенствования в этом языке. Языке, скажу вам прямо, Холмс, сложном, противоречивом, безобразно запутанном, но, безусловно, выдающимся по своим художественным возможностям и неисчерпаемому богатству в изображении тончайших нюансов нашего внутреннего и внешнего мира. За те несколько месяцев я буквально взахлеб, упиваясь, прочитал почти всех известных русских классиков, и смею вас уверить, Холмс, ни разу не пожалел о потраченном на это времени. Некоторые их этих произведений просто изумительны. Конечно, я понимаю, Шекспир. Конечно, Шиллер и Диккенс. Конечно, согласен! Но иной раз, друг мой, сравнение общепризнанных гигантов английской классической литературы с прочитанными мною скромными работами этих русских, наводит меня на такие нелицеприятные для нас англичан сравнения, что просто становится грустно. Как-то все у них там живее, Холмс, сочнее и натуральнее. Так прямо и хочется попробовать все это на вкус
Это поразительно, Ватсон! снова вскрикнул Холмс, все еще находящийся в крайней стадии изумления, и за все эти годы я даже не подозревал об этом вашем достоинстве, да что там говорить о бесценном даре! Вот вам и частный детектив-консультант! Вот вам и чародей с дедуктивным методом! Просто позор! А вы, Ватсон, тоже хороши! Помните, когда я расследовал дело этого русского посланника, ну, все эти их подметные письма, прокламации и все такое прочее? Мне ведь пришлось тогда просить помощи у известного русиста, профессора из Гарварда. И все это только для того, чтобы внести кое-какие уточнения и оценить правильность сделанных английских переводов. А вы даже и словом обо всем этом не обмолвились!
Мне было тогда совсем несложно помочь вам дорогой Холмс, вежливо ответил я, но вы же не просили меня об этом.
Да, сегодня, безусловно, был мой день! Изумление моего друга, сменилось неподдельным чувством восхищения, и даже гордости. Причем, не столько мною, а, как я понял, скорее, к хорошо известным, свойственным только нашей национальной традиции, чисто английским качествам характера:
Никогда, и ни при каких обстоятельствах, даже и на виселице, не суетиться.
Будучи по горло в дерьме, не терять чувства собственного достоинства.
А главное, не совать нос в чужие дела до тех пор, пока тебя самого об этом не попросят