«Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине»
А ведь Пушкин прав, если появится вдруг какое-либо препятствие на пути влюбленной женщины, да еще такой, как эта Полина то берегись! А такое препятствие в нашей истории, к сожалению, имеется. Это как раз та самая старая карга графиня, которая, как явствует из полученных мною из России бумаг, была категорически против этого союза. Кстати, истинная фамилия старухи графини, о которой Пушкин умалчивает по соображениям такта, благодаря Холмсу теперь хорошо нам известна. Причем, именно эта известность, полностью исключает появление ее имени на этих страницах.
Ясно, что при ее своенравии и деспотизме, этого брака без ее согласия просто не могло бы состояться. Пойти же против ее воли наши влюбленные голубки тоже никак не могли. Ведь, единственный путь к благополучию и безбедной жизни лежал у них через наследство графини, которое в большей своей части должно было перейти к ее любимчику Полю (свое состояние, оставленное ему покойным отцом, он к тому времени уже успел размазать по зеленому ломберному сукну многочисленных игорных притонов Петербурга). А ведь эти деньги им так нужны! Причем, сейчас! Но получить их в наследство можно только в том случае, если Поль не будет противоречить воле старухи, а наоборот будет продолжать исправно играть роль заботливого любящего внука.
Но все эти грустные рассуждения, которым часто предавалась сметливая княжна, верны лишь до тех пор, пока старуха жива. А если не жива? Если же не жива, то и в жизни Поля, и в ее собственной жизни все сразу кардинально меняется. Думать об этом так приятно, но, когда это еще будет! Не дождешься! Юность ведь безумно нетерпелива, Ватсон. И вот, в маленькой пригожей головке обольстительной княжны рождается этот простой и в тоже время «гуманный» план:
Ей ведь хочется, как: Раз! И одним махом прекратить мучения всех участников этого адского треугольника. Причем, я не оговорился, именно всех и графини тоже. Ведь молодым, здоровым, красивым, да еще и богатым не понять, как эта девяностолетняя старуха может существовать в таком жалком состоянии, не желая самой себе скорейшей кончины. Эта жалкая немощность, дряхлость и отвратительное уродство старости! Что может быть ужаснее? Бр-р! Да как она только может все это терпеть! Я бы уже давно наложила на себя руки. Правда, самоубийство великий грех. Но ведь можно проявить к ней милосердие, можно помочь ей избавиться от этих мучений, сохранив при этом ее бессмертную душу. Лишь слегка подтолкнуть к краю бытия, слегка помочь И вот вам всё, всем и сразу нам с Полем рай земной, а ей вечное блаженство на небесах!
Так или, примерно так рассуждает влюбленная молодая княжна, обдумывая все детали этого преступления. И вот, наконец, решение принято. Все подготовлено. Заветная скляночка, купленная ею по случаю, уже надежно припрятана в одном из секретных отделений ее секретера. Остается лишь одно найти исполнителя этой «гуманной» миссии. Поль, в принципе, на ее стороне. Этот маленький красивый ребенок. Он на все согласен. Стоит только взять его руку и приложить к своему сердцу и вот он уже полностью в ее власти. Правда, быть участником убийства собственной бабки, которую он, правда, ненавидит не меньше ее, отказывается наотрез. Да он и не годится для этого слюнтяй! Может дрогнуть и в последний момент все испортить
Но, лиха беда начало. Не прошло и недели, как исполнитель найден. Да, какой! Удобный, надежный и безотказный. Падчерица старухи. Или кто она ей там? приживалка, бедная родственница, а может быть тайный плод греховной любви? это неважно. Важно, что и она, такая же молодая, и такая же измученная капризами и придирками старой грымзы, согласна на все. Она желает ее смерти даже больше, чем мы с Полем
Кстати, Ватсон, ей воспитаннице, тоже кое-что перепадет по завещанию после смерти своей ненавистной благодетельницы. Крохи, конечно, но вкупе с ее миловидностью, свежестью, а как мы вскоре узнаем, и развращенностью, так возбуждающей солидных мужчин, вполне достаточно, чтобы составить перспективную партию. Так что все резоны налицо. Это, кстати, подтверждает и сам автор нашей печальной повести, Холмс достал свою неизменную записную книжку, где под заголовком «Дело Александра Пушкина» его каллиграфическим почерком были сделаны соответствующие выписки: