В том числе и сожалеючи (от досадного свободомыслия) подумал он о своем учителе ржевском маститом, ярком живописце Пчелкине Павле Васильевиче, пропойце-философе (позади сидящий зритель бородатый внешне чем-то походил на него). Так, Павел Васильевич писал Антону в треугольно сложенном письме на манер солдатских писем, посылаемых в военные дни: «А сегодня был туман. Встал я рано. Посмотрел на Мир, на краски Мира. Хорошо! Пошел за рыбой. Да в рыбе ли дело? Общение с природой В лес! На Волгу! Ложно, но свободен! Свободен, но ложно». До чего же это он гениально-просто высказал проще, откровенней и не выскажешь. Потому и сразу зримей вставал светился в глазах родной ситцевый край верховья Волги обездоленный, гордый; здесь, где жесточайше, многомесячно бились недавно наши бойцы с немцами, и рыбачил Павел Васильевич, и Антон самолично ходил-исхаживал, бывало, километры с этюдником на плече.
И будто виделось ему мысленно, как один занятно-неказистый старичок (где-то он его видел) сидел под обветренным дубком и самодовольно, глядя пристально, покачивал на него косматой головой.
II
Да, не нам, не нам, художничкам, чета
В театре все происходило чередом своим. Обычным. Воссияли вновь светильники настало время перерыва. Балерины пораскланялись. И большой зал зашумел, задвигался спешно-суетно. Неожиданно, однако, Кашин опять и вполне явственно (что за наваждение искус?) услышал этот узнаваемый тоненький девичий голосок, пугливый, торопливый, позвавший опять сверху ложи:
Мила! Мила, эй! Я жду!
Иду, Оленька! Иду! Отозвалась юркая вишневая соседка Фимы. Заспешила к выходу. Отчего Антон беспамятно, ошалело веселея, в смелом нетерпении обратился прямо к ней:
Мила, можно с Вами познакомиться?.. Я Антон, а мой друг Ефим И еще, пожалуйста: прошу познакомить также нас и с подружкой Вашей Она, должно быть, эту блесточку, разжал он свою ладонь, спустила к Вам на балкон посланием, да я поймал, винюсь Причем он, неловко повернувшись и задев, чуть ли не толкнул бородатого соседа, степенно выходившего из-за кресла; тот лишь понимающе улыбкой извинил его, служивого, младшего собрата, за торопливость вожделенную, когда, кажется, секунды могут многое решить в твоей судьбе.
Мила на мгновение запнулась и зарделась, а затем, все же смилостивившись, позвала их с собой; Ефим уже спешил за нею храбрым петушком пытался завязать с ней учтивый разговор. И она на ходу, отвечая ему, сказала, что она и Оля попали врозь сюда потому, что билеты купили с рук у входа пришлось: намеченный план их нарушил непредвиденный тетушкин приезд из Москвы. Отчасти инквизиторский
О-о, скажу Вам, Мила: у меня также тетя есть истинная ленинградка, блокадница, зачем-то похвастался Ефим. Книгопечатница она.
Интересно как Книгопечатание Романы Люблю читать.
Да, мы, знаете, только что, в минувшую субботу, чаевничали у нее, иззябшиеся бр-р-р! после того как зарисовывали половодье в Ботаническом саду. И отогревались, значит Он вовремя умолк.
Мила подвела их, красавцев, к нежно-хрупкой русоволосой, в розовом наряде, девушке, стоявшей в фойе:
Вот знакомьтесь: Оленька. И сказала сразу ей: Ты не хмурься, хорошо? Они упросили меня, объяснила ей нехотя и тоном ровно старшенькой сестры, окончившей уже школу. А я сегодня никакусенькая
На миг Оленька и Антон испуганно встретились взглядами и словно бы в замешательстве отдернули глаза друг от друга. И он в великом смущении от того, на что решился, увидав ее и впрямь ангельским, он понимал (по сравнению с собой) существом, вздохнул совсем непритворно:
Уф! От какой-то неотвратимой неизбежности и страха не суметь сказать сейчас самое-самое нужное, а более всего от избытка охвативших его многообразных чувств. Все было прекрасно в ней: и глаза, и нос прямой, соразмерный, и чуть пухленькие губки, еще не знавшие помады. И он лихорадочно-несмело назвал себя, страшась и радуясь. Я по этой летучей посланнице Вашей, раскрыл он ладонь, нашел Вас, вернее оттого упросил об этом Милу; простите, что назойлив. В волнении он зачем-то расправил помятую бумажную полоску (в карандашик шириной), и, дивясь, прочел вписанное на ней имя «Ванюшка». Машинально произнес его вслух.
А-а, позор, какой!.. Моя финтифлюшка заблудилась, не спросилась, зарумянившись слегка, нашлась Оленька. И в записочки, имена просто мы игрались классом. Не подумайте чего И пошла с отступом, позволив и Антону идти рядом; и он трепетно, слыша ее волнующе-журчащий голосок, стараясь, подлаживался под ее шажок легонький, перемещался подле нее по наскольженному паркету.