И хотя он, Евсей, стал уже не тот, многое научился знать и понимать, одного он лишь никак не мог понять: зачем этому большому человеку вдруг понадобился он, Евсей, человек маленький? Какая ему, Сталину, от него, Евсея, может быть польза?
Машина ехала долго. Он даже успел вздремнуть, нечаянно привалившись плечом к сидящему рядом конвоиру. Но вот, наконец, остановились. Звук отпираемой сзади дверцы, и истукан первым выпрыгнул на землю. Вошли в большое здание, где на него, Седьмого, накинули белый халат и повели по длинному пустому коридору. В просторной комнате его сразу окружили врачи и какие-то люди в штатском. Они спорили и совещались, рассматривали какие-то фотографии и заглядывали в глаза, один даже попросил открыть рот
Из их разговоров Седьмой понял, что назавтра назначена операция. Какая операция и зачем он не знал, знал только, что в его положении не принято задавать вопросы.
В палате была всего одна койка, стул и тумбочка с телефоном. Седьмой подошел к двери и потрогал ручку заперто. Выглянул в окно. Зарешеченное узорными прутьями, оно выходило в глубокий колодец двора. Осторожно поднял трубку телефона. «Вас слушают», ответил строгий мужской голос, и Седьмой, он же Евсей, он же Беляев Вадим Петрович, так же осторожно опустил трубку.
9
Тропа уперлась в ступеньки, которые уводили вверх.
Тусклый свет освещал пустую платформу. Несколько скамеек, навес, телефон. Зачем-то зашел в пропахшую мочой телефонную будку, снял прикованную цепью трубку и, лишь услышав длинный гудок, понял, что сделает в следующий момент.
Непослушными пальцами набрал несколько заветных цифр.
Это была аварийная связь.
Только сейчас начинал осознавать, какая выстраивалась игра. Его ждали везде и когда уже, казалось, потеряли след, он тут как тут на «Ближней даче» в Кунцево. Пока будут совещаться, согласовывать, он успеет сделать следующий ход. В сущности, он его уже сделал.
Семь, пять, шесть, два и где-то на том конце провода исполнится приказ. Семь, пять, шесть, два таинственный код, который нельзя подслушать и который знают всего двое он и его двойник Седьмой.
Из сообщения следовало, что двойнику Седьмому необходимо срочно прибыть в Кунцево и дальше действовать по обстоятельствам.
Утром обычно на подпись приносят папку с документами, и он, Седьмой, должен эти документы подписать. Если, конечно, не последует отмена. А эту отмену имеет право сделать только он, Сталин.
А, если не сделает не успеет? Можно, конечно, поднять тревогу. И тогда первыми ворвутся люди Берии, которые прослушивают все телефоны и отслеживают каждый его шаг.
Можно по правительственной связи позвонить министру обороны, но все равно люди Берии окажутся на месте первыми. Или вызвать Маленкова и сказать ему, что он, Седьмой, будет теперь вместо него, Сталина, чтобы заманить в ловушку Берию, и с прищуром наблюдать, как будет выкручиваться хитрый лис Маленков
А еще лучше вызвать Хрущова, который, пованивая потом, будет что-то лепетать о гниде Берия. А он начнет сосредоточенно раскуривать трубку (которую ему подарил Черчилль, хотя, несколько лет назад бросил курить), и пускать дым в свиные глазки Хруща. А потом о звонкую лысину выбивать из трубки остатки пепла.
А Хрущ будет смеяться и терпеть, но так надо, чтобы все это казалось шуткой. И, как всегда, побежит докладывать Берия, что он, Сталин, снова закурил и что это очень плохой знак.
Очень плохой знак.
Несколько смутных теней в конце платформы двинулись в его сторону. А он в ловушке телефонной будки зачем-то пытается держать дверь.
И сразу с холодной ясностью увидел, как просто все произойдет может произойти в нелепости своей. А утром его найдут в заледеневшей телефонной будке с этой дурацкой трубкой на цепи.
Но в следующую секунду по снегу полоснул свет, и из леса с ревом вырвался железный зверь, который, тяжело дыша, замер совсем рядом. Двери электрички распахнулись, словно заглатывая его внутрь в кислое тепло нетерпеливо подрагивающего вагона.
Нахохлившихся пассажиров сморил сон, в котором его народ наловчился жить. А по сути, вести другую жизнь более веселую и счастливую, как в трофейных фильмах, которые он любил и которые так похожи на сон.
И это, конечно, не дело, что его люди сбегают от проблем в сон, где еще неизвестно, что с ними происходит, о чем они думают и что могут преступно замышлять. Не зря сказано, что мы дети бога, а наша жизнь сон бога. Сон Бога