Аркашку, ладно, обидели, чего свою-то донимаете? Бисмилля
А она и не наша! А ее нам татары подбросили, а мама ее просто подобрала-а! Вот так-уш-ки!! заявила Анька, высунув язык в след уводящей Ольку соседке.
Побудь тут, пока эти шайтаны угомонятся, сказала Аркашкина бабушка, заведя Ольку в свой двор, и продолжила хлопотать над растопкой самовара.
Слыхала, что кричат эти бесенята? повернулась она к подошедшей невестке.
Ну, ответила тетя Нэля, пристально разглядывая Ольку, да она и правда больше на нас похожа, чем на них
Бисмилля Болтаешь, чё попало да еще и при ней. Отрежь вон лучше им с Аркашкой еще хлеба, у него же эти черти отобрали, проворчала бабушка, кивнув в сторону забора, за которым все еще доносилось гоготание Олькиных родственников.
Ольку, и на самом деле, из всех детей в семье выделяли темные густые волнистые волосы, большие глаза, и безупречно чистая матовая кожа. Но это, скорее, потому, что в жилах их отца текла толика казаческой крови, а у матери благородной польской, что, очевидно, в большей степени и сказалось на облике их младшей дочки. Зато всем четверым в наследство от предков достались очень выразительные глаза; разве что Олькины, темно-зеленые, почти карие, были чуть больше.
В соседском дворе Олька начала успокаиваться, абсолютно не придавая значения тому, что сидит она и сидит себе на корточках, покачиваясь, на трубе от самовара А когда огонь был разожжен, и бабушке Асе понадобилось устанавливать злосчастную трубу, та и обнаружила ее под ногами Ольки, но только приплюснутую и теперь ни на что не пригодную.
О-о?! А я её ищу Ты да ты, что натворила-то, а?! Да она же и так уже еле-еле Бисмилля рахман рахим Ах, ты, шайтанка эдакая!.. хватаясь то за трубу, то за голову, вскричала Аркашкина бабушка.
Ма-а-а-ма-а-а! Олька до полусмерти напуганная внезапным перевоплощением добрейшей бабушки в разгневанную, вооруженную сплющенной трубой, злющую до умопомрачения бабу-ягу, с воплем рванула в сторону своего огорода.
Дома она забилась под топчан и, похоже, не собиралась выползать оттуда до конца всей своей ничтожной и никчемной жизни. Только здесь, в единственном укрытии, она смогла дать волю слезам, рыдая из-за постоянных неудач, вечно преследующих только ее одну. Но больнее всего ей было принять ту горькую участь «подкидыша», о чем так часто упоминала её старшая сестра. Она плакала и злилась на весь белый свет, с ненавистью дубася себя по чему придется.
Разбудил ее жуткий холод. Спросонья пошарив рукой в надежде найти спасительное одеяло, она, наконец, поняла, что не заметила, как прямо здесь, под топчаном и уснула. Выбравшись из укрытия и оказавшись в кромешной тьме, она догадалась, что вся семья уже видит десятый сон. Со стороны родительского ложа доносился могучий храп отца, и от осознания того, что ее с вечера никто не кинулся, Ольке стало не просто страшно и одиноко, а только горше и больнее
За завтраком брат с сестрой весело наперебой рассказывали родителям, как намедни за Олькой гонялась Аркашкина бабка с трубой от самовара. Отец, не отвлекаясь от тарелки с супом, промолчал, а мама, отрешенно окинув взглядом горемычную младшую, сказала:
Чив-во это туда нашу дядину дуру черти понесли? Теперь будет знать, как шалацца по чужим дворам.
Дядина дура! Дядина дура! злорадно торжествовали Толик с Анькой, пока отец не облизал свою ложку, не подошел к их столику и не треснул ею обоих по лбу.
С того дня Олька стала еще более усиленно мечтать поскорее вырасти, чтобы купить новую трубу для самовара для Аркашкиной бабушки, которая, в принципе, была доброй, и неплохо относилась к юной «шайтанке». Еще, конечно же, она купит целую машину сахара и хлеба, чтобы никто больше не жадничал, а значит и ни с кем не ссорился.
Случались в их беззаботной жизни и менее мрачные моменты, которые, правда, в большинстве случаев забавляли больше родителей.
Как-то теплым майским вечером мама, придя с работы, поделилась за ужином с отцом последними новостями с работы:
Наши молоденькие учительницы де-то понакупляли себе к майским праздникам кофточки э-э-э кап кап-роновые, вроде, называютца они. Откуда тока у людей стока денег на разную херню? Хм, и как тока их, голобоких, в энтих кофтах милиция-то пустила на парад?
Та не на «парад» о то, граматейка, а на «демонстрацию», меланхолично поправил ее отец. Скока тебе раз о то говорить?