Эх! Я с досады шваркнул биткой по монетному столбику, да так неудачно, что все монеты легли на «решку»
Играем? раздался вдруг знакомый голос. Цыган Ефрем нагнулся и тремя ударами битки перевернул монетки на «орла». Но забирать их не стал.
Ну что, казаки, продаете корову? снова пристал он. А я научу ее плясать, в цирке выступать будет! Давайте так: корова моя, а карбованцы ваши!
Дрей мих нихт а бейц! послал его Сюня. Но как-то не очень уверенно. Так, что уже уходящий Ефрем остановился, как будто ждал продолжения Он смотрел дяде в глаза И что-то он там, наверное увидел
Сколько даешь? хриплым голосом спросил Сюня.
Ты что! не поверил я своим ушам.
Другой разговор! обрадовался Ефрем. Деловой человек! подмигнул он мне. Двести карбованцев!
Гей дрерд! возмутился дядя. Пятьсот!
За чужую корову! Смотрите, чавелы! обратился он к невидимой толпе. Этот мишугенер хочет обобрать честного цыгана!.. А цидрейт!.. Триста!
Пятьсот! стоял на своем Сюня.
Караул! Грабят! закричал Ефрем. На! На! Он стал расстегивать штаны, а потом стащил с себя рубашку.
Пятьсот! не уступал Сюня.
Ефрем быстро заправил рубашку в штаны и бросил на землю картуз.
Твоя взяла! Правду говорят: где еврей прошел, цыгану делать нечего!.. Гони корову!
Он развязал сложенный в несколько раз платок и принялся отсчитывать спрятанные там замусоленные бумажки:
Пятьдесят семьдесят сто
Тащи Манькес! приказал Сюня.
Сам тащи! набравшись храбрости, ответил я дядьке. Но он уже, кряхтя, стаскивал сапог.
Я привел корову. Цыган потребовал, чтобы я передал веревку ему из рук в руки.
Такой у нас обычай! А ты не робей! Ты малец, с тебя и спроса нет А про корову скажите, что сбежала
И он повел Маньку через кладбище. И запел:
Ой, мама, мама, мама!
Скажу тебе я прямо:
Любила раньше Яна,
Теперь люблю я Зяму.
Корова оглянулась и замычала удивленно. Ее рыжие бока расплывались в пелене подступивших слез.
Что ты наделал! Маня! Манюня! горько плакал я
Штиль! приказал Сюня. Штиль швайген! Нихт вайн!..
Легко ему говорить: не плачь! А мне и Маньку жалко и страшно подумать, что с нами будет!
На пыльной витрине было написано одно слово: «Закрыто». Мы долго стучали, прежде чем загремели замки и из приоткрытой двери выглянуло лицо Карла Ивановича.
Принес деньги? удивился он, впуская нас в магазин. Я сразу кинулся к заветному футляру. Под крышкой все также тускло мерцала латунь телескопа. Карл Иванович бережно достал его.
О, молодой тшеловек получайт уникум! Я говориль: это есть работ великий Иоханн Кеплер! Большой механик унд оптик! Тут он заговорил шепотом. Унд майстер астрология!.. Велики мистикер, он составляйт гороскоп для князей и император Может быть, с этот телескоп
Карл Иванович аккуратно сложил телескоп и треногу и закрыл футляр.
Сохраняйт его! сказал он. Даст Гот, кончится этот война, я вернусь и буду выкупайт его!.. Это реликвий нашей фамилий. Да-да!..
Сюня отдал деньги, торопливо подхватил футляр и заторопился к выходу. Но не успел он ухватиться за ручку, как дверь загрохотала, заходила ходуном.
Майн Гот! схватился за голову Карл Иванович. Это они!
Кто? испугались мы.
Нехорош люди! Настоящий наци! Враги!
Эй, Карл! колотили в дверь. Открывай!
Карл Иванович схватил большую кожаную сумку и выключил свет.
Уходить надо! Шнеллер!
А колотили уже не только в дверь, но и в окно.
От нас не спрячешься! вопили на улице. Отдавай трубу!
Отдайте Карл Иванович! Я готов был отдать и телескоп, и все наши деньги, лишь бы не слышать этого стука и этих воплей.
Дзинь! разлетелось на кусочки оконное стекло.
Мы тебя из-под земли достанем! кричали за окном. На ремни порежем!
Я им верил. И достанут, и порежут! И нас заодно с ним! Больше всего на свете мне хотелось сейчас очутиться за тридевять земель от этого страшного магазина.
Идем! Идем! дернул меня за рукав Карл Иванович.
Он тащил меня в темноте, а сзади мне в затылок подвывал окончательно спятивший Сюня. Да и кто тут не спятит! В дверь ломятся, окна, считай, нету, а под ногами какая-то лестница. И темнота чертова! Не хватает только ноги сломать!