Тогда Мефисто даже удивился, он рассказывал ему эту историю так, ради спортивного интереса и совсем не думал, что она может оказаться такой увлекательной и значительно, хотя вероятно только тщеславие нельзя погасить в мертвой или века дремлющей душе. В этом еще раз на примере грозного императора пришлось убедиться повелителю тьмы.
Калигула заметил, что Демонов было много, наверное, они тут все собрались.
Постой, постой, раз вы снова все в сборе, то дело очень важное, и вероятно, не говори ничего, я сам угадаю, если тот роман был обо всем, то этот о тебе.
Ты странно проницателен стал с годами, впрочем, таким ты был всегда, ведь и тогда тебе было известно о том, кто перед тобой стоял. И судьба твоя тебе была ведома, но все равно делал все, что душе было угодно.
Я не мог этого знать, слишком много пророков развелось в этом мире, попробуй, разбери, кто из них кто. И не думаешь о том, что и как будет потом, уж поверь мне.
Ты не на суде, можешь не лукавить и не оправдываться, но нам то с тобой все известно, лучше, чем остальным.
Но кое-что и на самом деле изменилось, твой роман издан миллионами экземпляров, не поверишь, но, наверное, нет никакой другой книги, которой было бы так много в этом мире, я захвачу тебе парочку самых оригинальных книг с самыми лучшими иллюстрациями, посмотришь, каким ты стал в воображении их художников.
Хорошо, буду тебе премного благодарен. Но что же будет происходить на этот раз. Почему вы все собрались, что будет дальше.
Ты все узнаешь, когда мы вернемся, а мы очень скоро вернемся, по нашим меркам вообще один миг, там немного больше, но не настолько, чтобы ты успел без нас соскучиться, заговорил Мефисто от лица всех остальных Демонов. Была недавно Дьяволиада, настало время для Демониады, не так ли? Да и вообще интересные времена пришли в этот мир, согласись, старик.
Ты так и уйдешь, ничего не сказав, как же ты любишь мучить несчастных, император не обратил внимания на то, что его вечно молодого, назвали стариком, меньше всего теперь волновали его такие мелочи.
Ну, хорошо, согласился Мефисто, я могу открыть тебе великую тайну, я зайду в какую-нибудь их школу, чтобы послушать урок о тебе, и не только. Может сам что-то расскажу обо всех твоих масках и лицах, ведь им всегда известно только одно из обличий, а сколько их было на самом деле, трудно даже представить, и каждое из них по-своему интересно и неповторимо.
Но не ради урока ты туда отправляешься, не сдавался Калигула, он мог разозлить не на шутку своего собеседника, но тот был на удивление великодушен в тот момент.
Не только ради урока, это правда. Прошло время, но люди ничему не научились. Нет никакой внешней угрозы и давления, но они по-прежнему ведут себя странно, а творческие личности странны вдвойне. Не можешь себя представить, они думают, что сами могут решить, какую книгу печатать, а какую похоронить в тот момент, когда она написана. Как попугаи, они повторяют нашу фразу о том, что рукописи не горят, и сжигают их, чтобы убедиться в этом, даже и не думая, что сказано это было совсем не о том, что не могу я и мои демоны спасать все, что они сами хотят уничтожить, такая вот странная беспечность. И сколько раз твердили миру о том, что большое видится на расстоянии, что ошибочных ответов на вопрос «Быть или не быть» значительно больше, чем правильных, но ничего не помогает, их упрямству могут позавидовать все черти в мире. Я долго терпел это безобразие, но на этот раз там вообще происходит черт знает что, никакая их дама, пищащая детективы, коих бессчетное число развелось, еще не додумалась до такого. Но реальность всегда краше любого детективного сюжета, и в том ничего удивительного нет.
Хорошо, но ты надеешься, что тебе удастся хоть что-то изменить в том мире? не мог успокоиться Калигула. Он почувствовал, что страшно отстал от жизни и перестал разбираться в том, что там творилось
Глава 13 Беседы при ясной луне
Мефисто странно волновался на этот раз, даже когда был извлечен тот роман, даже когда появились первые его публикации, он оставался спокоен, хотя, скорее всего, притворялся.
Я ни в кого и ни во что не верю, отрезал его собеседник, вероятно он наконец и на самом деле начал сердиться, но кто-то должен показать им на примере, что не будет так, как им хочется, что ничего они не решают и не могут оценить, как бы не упрямились и не старались это делать. Но удивительно мне даже не это, а то, что на этот раз придется нескольким из них оторвать голову в прямом, а не переносном смысле, без всякого оживления, потому что то, что творили те, в сравнении с этими, а все познается в сравнении, были только детскими шалостями.